1 Пол Грегори Политическая экономия сталинизма

PAUL R.GR6GORV

THE POLITICAL ECONOMY

DF STALINISM

euidence from the sduiet Secret Archiues

CRMBRIDCE UNIVERSITY PRESS ZDD4

ПОЛ ГРЕГОРИ

Политическая экономия

стминизма

РОССПЭН

Москва 2008

https://docs.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_VUNnSUpGQjl3djQ/edit?usp=sharing

УДК 929 (092) ББК 65.013.7 Г 79

Редакционный совет серии:

Й. Баберовски (Jorg Baberowski), Л. Виола (Lynn Viola), А.Грациози (Andrea Graziosi), А.А.Дроздов, Э. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D Encausse), В. П. Лукин, С. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров, А. Б. Рогинский, Р. Сервис (Robert Service), Л. Самуэльсон (Lennart Samuehori), А. К. Сорокин, Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк

Грегори П.

Г79 Политическая экономия сталинизма / П. Грегори; [пер. с англ. И. Кузнецова, А. Макаревича]. — 2-е изд. — М.: Российская полити­ческая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента Рос­сии Б. Н. Ельцина, 2008. — 400 с. — (История сталинизма).

ISBN 978-5-8243-1013-9

Предлагаемая читателю работа известого американского экономиче­ского историка Пола Грегори существенно улучшает наше понимание того, как работала советская командная экономика. Это исследование на стыке дисциплин: экономики, истории и политологии. Автор использует теорию и методы современной экономической науки для изучения прошлого: эко­номических и политических процессов, происходивших в 1920-1950-е гг. в СССР.

УДК 929 (092) ББК 65.013.7

ISBN 978-5-8243-1013-9

© Paul R. Gregory 2004 © Российская политическая энци­клопедия, 2008

Предисловие редактора к русскому изданию

Почти пятнадцать лет прошло с момента открытия некогда секретных советских и партийных архивов. С тех пор наши зна­ния о том, как была устроена и действовала советская админист­ративно-командная система, значительно расширились. Иссле­дователи получили возможность изучать не только результаты работы системы, но и ее внутреннюю логику, процесс выработки и принятия решений. За последние полтора десятилетия одних сборников документов, посвященных вопросам деятельности советского и партийного аппарата, было опубликовано несколь­ко десятков. Появились работы, анализирующие механизмы де­ятельности центральных, отраслевых, региональных органов управления. Однако на данный момент едва ли можно сказать, что наши представления о том, как функционировала советская административно-командная система, являются сколько-нибудь исчерпывающими и полными. Скорее, можно утверждать, что пройден этап первичного накопления фактов и настала пора их комплексного осмысления.

Предлагаемая читателю работа известного американского экономического историка Пола Грегори - большой шаг в этом направлении: она существенно улучшает наше понимание того, как работала советская командная экономика. Имя Пола Гре­гори, одного из крупнейших западных специалистов в области экономической истории России, хорошо знакомо отечественным историкам и экономистам. Не так давно на русский язык были переведены и опубликованы его основные труды, посвященные проблемам экономического развития России и СССР в конце XIX - первой трети XX века1. Данная книга - новейшая работа автора, вышедшая в свет в 2004 году2. Американская ассоциация развития исследований по славистике отметила ее появление

1 Gregory P. Russian National Income, 1885-1913. New York: Cambridge University Press, 1982; Gregory P. Before Command: An Economic History of Russia from Emanci­pation to First Five-Year Plan. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1994. Главы из этих книг, переведенные на русский язык, были опубликованы как: Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.) Новые под­счеты и оценки. М: РОССПЭН, 2003.

2 Gregory P. The Political Economy of Stalinism. Evidence from the Soviet Secret Archives. New York: Cambridge University Press, 2004.

5

присуждением автору премии имени Э.А. Хьюитта (Е.А. Hewett) за «выдающийся вклад в области политической экономии цент­рализованных плановых систем».

Книга П. Грегори - исследование на стыке дисциплин: эко­номики, истории и политологии. Автор использует теорию и ме­тоды современной экономической науки для изучения прошло­го: экономических и политических процессов, происходивших в 1920-1950-е годы в СССР. Такой подход сравнительно нов для общественных наук в нашей стране. Хотя среди экономистов изучение политических процессов методами экономики - тео­рия общественного выбора, также иногда называемая новой по­литической экономией, - уже получило некоторое развитие, ис­следования, использующие такую методологическую парадигму для анализа прошлого, практически отсутствуют. Данная рабо­та - одна из первых в России. Изучая политические механизмы принятия экономических решений при Сталине, П. Грегори на­глядно демонстрирует возможности и достоинства такого анали­за, открывая перед российскими историками и экономическими историками новое направление исследований.

В центре внимания данной книги комплексный анализ совет­ской командной экономической системы в ранние годы ее сущест­вования. Автор исследует процесс формирования и функцио­нирования бюрократического аппарата, призванного управлять народным хозяйством «первой в мире страны победившего соци­ализма». П. Грегори показывает, что управление сложными эко­номическими системами с трудом может осуществляться из одно­го центра, так как информационные и транзакционные издержки тогда имеют тенденцию стремиться к бесконечности. Последнее обстоятельство требует создания иерархической системы органов управления и делегирования полномочий из центра на места. Од­нако интересы вышестоящих и подчиненных органов управления могут не совпадать, что таит угрозу оппортунистического пове­дения со стороны последних и в конечном счете грозит низкой эффективностью системы в целом. Обращение именно к началь­ному периоду советской командной экономики позволило автору рассмотреть как проблему неизбежности появления сталинской модели управления, так и ее потенциальные перспективы в дол­госрочном аспекте.

В качестве несомненного достоинства работы необходимо от­метить удачное сочетание использования методов экономичес­ких наук с анализом новейшей исторической литературы и глу­бокими архивными изысканиями. В этом плане книга П. Грегори

6

лежит в русле лучших отечественных работ по экономической истории и, думается, будет интересна как экономистам, так и ис­торикам, а также представителям других общественных наук.

*   *   *

При переводе редактор и переводчики книги постарались по возможности сохранить оригинальный авторский стиль. Эконо­мические термины переведены в соответствии с практикой, при­нятой в современной экономической науке, в некоторых случаях в скобках даны оригинальные английские термины. В подавляю­щем большинстве случаев проблему обратного перевода удалось решить: перевод цитат сверен с русскими оригиналами. Ссылки на российские архивы даются в общепринятом формате. В случа­ях, когда автор ссылается на иностранную работу, переведенную на русский язык, русское издание указывается в скобках.

к.и.н. AM. Маркевич

Предисловие к английскому изданию

Крах Советского Союза в декабре 1991 года помимо всего прочего вызвал в некотором смысле прекращение исследований советской административно-командной экономики со стороны ученых-экономистов. Давно уже занимаясь изучением этой эко­номической системы, я, тем не менее, прекрасно понимаю, что пробелы в том, что мы знаем об этой системе, остаются значи­тельными. Неполнота картины связана не с тем, что у исследова­телей не хватило проницательности или усидчивости, а со стеною секретности, возведенной советскими лидерами вокруг этой сис­темы. Когда в середине 1980-х Михаил Горбачев объявил о нача­ле политики «гласности», барьеры секретности стали рушиться, однако научное сообщество предпочло тогда обратиться к иссле­дованию более злободневных тем: изучению кризиса и коллапса советской системы, проблемам переходной экономики. Специа­листы по советской экономике занялись преимущественно ис­следованием переходного периода, точно так же, как и множество «новичков», привлеченных сложностью задачи трансформации плановой социалистической экономики в нечто подобное рыноч­ной. Тот факт, что лишь немногие продолжили изучение совет­ской административно-командной экономики, можно объяснить распространенностью суждения, что всё, что нам нужно знать, мы уже знаем, или уверенностью, что можно лучше распорядиться своим временем.

Эта книга рассматривает становление советской админист­ративно-командной экономической системы в 1930-е годы. Я решил написать её по трем причинам. Во-первых, только сейчас стало возможно изучение советской экономической системы без помех, создаваемых секретностью. Открытие советских госу­дарственных и партийных архивов в начале 1990-х гг. дало воз­можность изучать советскую экономику, используя те документы, которыми много лет назад пользовались советские должностные лица. Более того, теперь нам доступны неприкрашенные воспо­минания участников событий тех лет, а также интервью с теми, кто находился у власти незадолго до крушения советской систе­мы. Во-вторых, я считаю, что предпринятая в Советском Союзе попытка построения плановой социалистической системы явля­ется одним из важнейших социальных, политических и экономи­

8

ческих экспериментов двадцатого века. Во всем мире эта система продолжает привлекать людей, верящих в то, что она обеспечи­вает справедливость и экономический прогресс, будучи свобод­ной при этом от «хаоса» рынка. Несмотря на крушение советской системы, у нее всё ещё остаются приверженцы, заявляющие, что ее провал связан с «неправильными» людьми, проводившими «неправильную» политику. В связи с этим особенно важно со­здать всеобъемлющую и детальную историю о том, каким обра­зом система действовала на самом деле, историю, свободную от стереотипов, созданных как приверженцами системы, так и её врагами. В-третьих, невозможно понять процессы переходного периода, происходящие в пятнадцати республиках, когда-то со­ставлявших Советский Союз, не поняв начальных условий. Мы должны выяснить, какие черты переходных экономик этих стран уходят корнями в советское прошлое, а какие являются новыми (и, возможно, преходящими), связанными с уникальными усло­виями переходного периода.

Материалы, представленные в этой книге, являются резуль­татом большой совместной работы. Мне удалось собрать коман­ду исследователей, приступившую к работе в 1996 году. Нам посчастливилось получить финансовую поддержку от Нацио­нального научного фонда США (National Science Foundation), который помогал нам первые четыре года нашей работы. Затем мы получили поддержку Института Гувера (Hoover Institution), причем не только финансовую, но и в виде доступа к его расту­щим советским архивам и в виде помощи работников архива, что во многом помогло довести работу до конца. В состав исследо­вательской команды входили (в алфавитном порядке): Евгения Белова, Валерий Лазарев, Андрей Маркевич и Алексей Тихонов. Эти талантливые молодые ученые и исследователи работали в со­ветских архивах в Москве и в Институте Гувера над исследовани­ями и статьями, которые легли в основу данной книги. Исследо­вательская команда в более широком смысле состояла из ученых старшего поколения, как в России, так и за её пределами, напи­савших бесценные статьи и монографии, широко цитируемые в этой книге. Их слишком много, чтобы перечислять здесь всех, но я хотел бы выделить Р.В. Дэвиса (R.W. Davies), Марка Харрисона (Mark Harrison), Олега Хлевнюка, Э.А. Риса (Е.А. Rees), Елену Осокину и Николая Симонова. К счастью, мы составляем группу ученых-единомышленников и периодически встречаемся для об­мена результатами и организации дальнейшего сотрудничества. Наш веб-сайт, www.Soviet-archives-research.co.uk, поддерживает-

9

ся Марком Харрисоном. Работу над этой книгой во многом облег­чило появление ряда сборников архивных документов, состави­телей которых, Олега Хлевнюка, В.П. Данилова, А. Береловича, Ларса Ли (Lars Lih) и Олега Наумова, я также хотел бы побла­годарить. Следуя предостережению Р.В. Дэвиса, адресованному исследователям, работающим в архивах, что не стоит вновь изоб­ретать велосипед, я также приношу благодарность тем ученым, которые столь эффективно отсортировали материалы официаль­ных советских публикаций 1950-х и 1960-х годов, среди них в особенности Евгению Залески (Eugene Zaleski), Абраму Бергсону (Abram Bergson), Науму Ясному (Naum Jasny), Джозефу Берли-неру (Joseph Berliner) и Дэвиду Гранику (David Granick).

Создание этой книги стало возможным благодаря многим лю­дям и организациям. Я не решаюсь здесь перечислять их всех, из боязни упустить кого-то. Написание этой книги и немалая часть исследовательской работы стали возможны благодаря финансо­вой поддержке Гуверовского института войны, мира и револю­ции Стэнфордского университета в лице Джона Рейзиана (John Raisian) и Чарльза Палма (Charles Palm) и помощи работников архива под руководством Елены Даниэльсон (Elena Danielson). Работа не была бы начата без гранта, предоставленного Нацио­нальным научным фондом. В ходе написания книги я получал советы и комментарии от многих моих коллег, которых я пере­числяю здесь в случайном порядке: Р.В. Дэвис, Марк Харрисон, Валерий Лазарев, Евгения Белова, Сергей Афонцев, Вольфрам Шреттл (Wolfram Schrettl), Ирвин Колльер (Irwin Collier), Ле­онид Бородкин, Питер Беттке (Peter Boettke), Кэрол Леонард (Carol Leonard), Андрей Маркевич, Дэйл Штайнрайх (Dale Steinreich) и Андрей Соколов. Я должен также поблагодарить Наталью Волосович за ее терпеливую помощь в редактировании и работе с множеством черновых вариантов книги. Хочу поблаго­дарить Нэнси Хулан (Nancy Hulan) и ее коллег в TechBooks за их профессиональную редакторскую помощь.

Пол Р. Грегори

Глава 1

ЛОШАДЬ ИЛИ ЖОКЕЙ?

Советская административно-командная экономика была наи­более важным социальным и экономическим экспериментом двадцатого века. Последствия её крушения всё ещё сказывают­ся на экономиках стран Европы, Азии и Латинской Америки, принявших в свое время добровольно или принудительно эту систему. Символической датой окончания существования ад­министративно-командной системы можно считать 25 декабря 1991 года - день, когда знамя некогда могущественного Совет­ского Союза было спущено со здания правительства в Кремле и вместо него был поднят флаг Российской Федерации. Отказ от административно-командной экономики начался в Централь­ной и Южной Европе в конце восьмидесятых. После развала Советского Союза от неё отошли пятнадцать бывших советских республик, за которыми последовали страны Азии1. В процессе перехода к рыночным отношениям страны с административно-командными экономиками были вынуждены противостоять свое­му прошлому. Эмпирические исследования показывают: чем зна­чительнее наследие административно-командной системы, тем больше трудностей возникает в переходный период2.

Административно-командная экономика была создана в нача­ле 1930-х годов без глубокого теоретического обоснования и чет­кого плана ее построения небольшой группой революционеров, вообще не имевших или имевших минимальное экономическое образование. Их первая попытка создания административно-ко­мандной системы, получившая название «военный коммунизм», была обусловлена идеологическими причинами, хотя позднее

1 Китай, безусловно, начал глобальную реформу своей административно-команд­ной экономики много раньше, уже в 1979 г.

2 Stuart R., Panayotopoulos С. Decline and Recovery in Transition Economies: The Impact of Initial Conditions // Post Soviet Geography and Economics. 1999. Vol. 40. № 4. P. 267-280; Millar J. The Importance of Initial Conditions in Economic Transition: An Evaluation of Economic Reform Progress in Russia //Journal of Socio-Economics. 1997. Vol. 26. № 4. P. 359-381; Kraeger G., Ciolko M. A Note on Initial Conditions and Liberation During Transition //Journal of Comparative Economics. 1998. Vol. 1. № 4. P. 718-734.

11

были предприняты значительные усилия списать все на необхо­димость военного времени. Военный коммунизм спровоцировал жестокий экономический кризис, вынудивший правительство пойти на уступку в виде новой экономической политики (нэпа), приведшей к созданию смешанной экономики. После победы в жестокой политической борьбе за наследие Ленина Сталин и его соратники в конце 1920-х годов взяли курс на проведение форсированной индустриализации и принудительной коллекти­визации, что требовало создания новой командной системы. К середине 1930-х годов «команда Сталина» сумела создать эконо­мическую систему, основанную на государственной собственнос­ти и управляемую посредством централизованного распределе­ния ресурсов. По мере того как Сталин концентрировал в своих руках все большую власть, превращаясь в диктатора, его соратни­ки утрачивали самостоятельность, хотя они оставались важны­ми винтиками системы управления экономикой. Планирование в этой системе было в основном возложено на Государственную плановую комиссию (Госплан), а производство находилось в ру­ках различных отраслевых ведомств, управлявших государствен­ными предприятиями и руководивших колхозами. Политбюро ЦК коммунистической партии в сочетании с Советом народных комиссаров (позднее Советом министров) представляли собой высшее руководство страны. Сложившись, такая «администра­тивно-командная система», как позже её уничижительно назвал Михаил Горбачев, оставалась на удивление неизменной вплоть до своего краха.

Кто виноват: лошадь или жокей?

Некоторые исследователи утверждают, что советская система была обречена с самого начала. Людвиг фон Мизес (Ludwig von Mises) и Ф.А. Хайек (F.A. Hayek) в написанных в 1920-е и 1940-е годы и ставших классическими работах, критикующих плановый социализм, очертили целый ряд слабых сторон системы3. Они считали, что в конечном итоге социалистическая система неиз­менно потерпит крах. В отсутствие рынка невозможны рацио­нальные экономические расчеты: ни одна экономика не может функционировать, если неизвестно, какие товары находятся в

3 Mises L. Socialism: An Economic and Sociological Analyses / Trans. J. Kahane. London: Jonathan Cape Ltd., 1936 (русское издание - Мизес Л. Социализм: эконо­мический и социологический анализ. М., 1993); Hayek F.A. The Use of Knowledge of Society // American Economic Review. 1945. Vol. 35. P. 510-550; Hayek EA. Socialist Calculation: The Competitive Solution // Economica. 1940. Vol. 7. P. 125-149.

12

избытке, а какие являются редкими. Кроме того, в условиях го­сударственной собственности нет особых стимулов для рацио­нального использования ресурсов, и даже наиболее опытные управленцы вынуждены действовать в отсутствие четких опера­ционных правил. Центральный плановый орган оказывается пе­регруженным работой в силу комплексности и сложности задачи планирования экономики целой страны. Одним словом, Хайек и Мизес настаивали на неизбежной неработоспособности планово­го социализма. Они были первыми, кто предсказал его гибель. По их мнению, система в лучшем случае смогла бы функционировать с низкой эффективностью, но неизбежно уступила бы рыночным экономическим системам. Современная литература о неэффек­тивности бюрократического управления государственными пред­приятиями подтверждает выводы Хайека и Мизеса, особенно для стран, где, как это было в Советском Союзе, общественный сек­тор охватывает всю экономику4.

Современные защитники административно-командной эко­номики, тем не менее, утверждают, что советская система, в свое время превратившая Россию из отсталой страны в индустриаль­ную державу, потерпела неудачу не из-за ошибочности или нера­ботоспособности самой идеи, а из-за неумелой политики и неком­петентных исполнителей. Для доказательства этого положения они приводят тот факт, что до самого конца советская экономи­ческая система была весьма популярна среди населения, а боль­шинство советских чиновников и западных экспертов полагало, что существовала возможность и далее удерживать статус-кво, пусть и за счет сравнительно низких темпов роста5. Защитники системы также утверждают, что, если бы в борьбе за власть побе­дил не Сталин, а кто-то другой, или если бы правительству уда­лось избежать стратегических ошибок, система непременно дока­зала бы свою прочность.

Примечательно, что падение коммунистической империи фак­тически не повлияло на притягательность марксизма, коммуниз­ма или радикального левого движения в мире6. Чтобы избежать

4 Niskanen W.A. Bureaucracy and Public Economics. Aldershot, England: Edward Elgar, 1994; Niskanen W.A. Public Analyses and Public Choice. Cheltenham, England: Edward Elgar, 1998.

5 К такому выводу, на основании интервью с бывшими советскими офици­альными лицами, пришли Майкл Элман и Владимир Конторович. Ellman М., Kontorovich V. The Destruction of the Soviet Economic System. Armonk, New York: Sharpe, 1998. P. 3-29.

6 В настоящее время только в Европе существует более пятисот левых партий разного рода. При этом количество левых партий во Франции и в Италии превы-

13

вывода о несостоятельности системы, вывода, который подразу­мевает провал коммунистической экономики, многие привержен­цы плановой системы утверждают, что Советский Союз и страны Восточной Европы лишь «притворялись "социалистическими" или "командными" экономическими системами»7, будучи на са­мом деле «прискорбным или превратным воплощением хороше­го замысла»8. Представители «левой» интеллектуальной элиты утверждают, что «трагическая неудачная попытка [бывшего Со­ветского Союза] отнюдь не доказывает невозможность... постро­ения социализма». «После крушения коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе идеи Маркса стали еще более акту­альными, чем раньше»9. Несмотря на то что основное внимание современных социалистов обращено на приближающийся кризис капитализма, они не утруждают себя объяснениями, каким имен­но образом получится так, что «новая» коммунистическая систе­ма окажется отличной от старой. Некоторые из них выдвигают идею прагматического рыночного социализма, позволяющего, по их мнению, избежать диктатуры и использовать рыночные меха­низмы при наличии государственной собственности10. Впрочем, нестареющую привлекательность коммунистической системы понять несложно, ведь она обещает справедливость и ликвида­цию рыночной анархии: деловых циклов, бедности, безработицы, инфляции и валютных кризисов. А такая перспектива прельща­ет людей, особенно тех, кто живет в бедных странах. В 1917 году большевики как раз и обещали создать такую справедливую, про­цветающую и упорядоченную систему. У них было около семиде­сяти лет, чтобы воплотить свое обещание в жизнь. Вопрос о том, на каком этапе и что именно пошло неправильно, невозможно проигнорировать, поскольку это - один из важнейших вопросов мировой истории.

В своих последних статьях Джозеф Берлинер (Joseph Berliner)

шает сотню в каждой из этих стран. В Аргентине и Бразилии также насчитывается приблизительно по пятьдесят левых партий, и согласно данным, приведенным на сайте www.broadleft.com, их количество растет с каждым месяцем.

7 Платформу Международного бюро Революционной партии (International Bu­reau of the Revolutionary Party) смотри на http://www.geocities.com/leftcom.html.

8 Hollander P. Which God Has Failed // The New Criterion on Line. 2002. April 15. P. 2. Доступно на www.newcriterion.com.

9 Утверждения Дэниела Сингера (Daniel Singer), Корнела Веста (Cornel West) и Джона Кассиди (John Cassidy) цитируются по: Hollander P. Which God Has Failed.

10 Junker J. Socialism Revised and Modernized: The Case for Pragmatic Market So­cialism. New York: Praeger, 1992.

14

предложил аналогию, характеризующую данную дискуссию". Кто привел административно-командную экономику к гибели -плохая лошадь или плохой жокей? Была бы система жизненна, если бы ее лидеры оказались более дальновидными, или же пра­вы были Мизес и Хайек, говоря об ущербности системы как тако­вой? В этой книге я попытаюсь ответить на вопрос Берлинера о лошади и жокее.

Эта книга описывает первые два с половиной десятилетия су­ществования первой в мире административно-командной эконо­мической системы, развивавшейся в условиях всё более и более жестокой диктатуры. Советская командная система до сих пор остается наиболее сложной структурой, когда-либо созданной человечеством. Реальные методы и принципы управления в этой системе долгое время удерживались в тайне от общественности. В официальных советских публикациях неизменно культивиро­валась сказка о «научном планировании» - мифической эконо­мике, гармоничное развитие которой обеспечивают математичес­ки выверенные балансы, рассчитанные всеведущими плановыми органами и претворяемые в жизнь самоотверженными произво­дителями. На протяжении всего периода существования Совет­ского Союза не существовало ни неприкрашенных воспоминаний официальных лиц, ни свободной прессы, ни каких-либо других источников, которые могли бы поведать о том, каким именно образом и насколько успешно работала система. Западным ис­следователям приходилось полагаться на прессу, находившуюся под жестким контролем, на дутые статистические данные и на интервью с эмигрантами, редкую возможность подсмотреть за кулисы, как работала система в действительности12. Публиковав­шаяся в то время советская литература лишь дразнила западных наблюдателей намёками на широкомасштабное «политико-эко­

11 Berliner J. Soviet Initial Conditions: How They Have Affected Russian Transition. Статья, представленная на международной конференции «Советская экономика в 1930-1970-е годы», организованной Московским государственным университетом им. М.В. Ломоносова, Дэвис-центром Гарвардского университета и Международной экономической программой Университета Хьюстона в Звенигороде, 22-24 июня 2001.

12 Berliner J. The Contribution of the Soviet Archives // Behind the Facade of Stalin's Command Economy / Ed. by P. Gregory. Stanford, Calif.: Hoover Institution Press, 2001. P. 1-10. Крупнейшие проекты по советской иммиграции - знаменитый проект Harvard Interview Project, проведенный в 1950-е годы, а также Soviet Interview Proj­ect и Israel Soviet Interview Project, осуществленные в 1970-1980-е годы. Основные результаты этих исследовательских проектов представлены в следующих работах: Inkeles A., Bauer R. The Soviet Citizen. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1959; Politics, Work and Daily Life in the USSR: A Survey of Former Citizens / Ed. by J. Millar. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.

15

номическое» согласование функций, стратегические модели по­ведения и оппортунизм13. Несмотря на многочисленные попытки ученных исследовать реальные процессы, происходившие внутри системы14, в основном нам приходилось полагаться на стереоти­пы, почерпнутые из учебников15. После войны, когда советское руководство, недовольное состоянием экономики, открыло, нако­нец, двери для обсуждения экономической реформы, мы узнали больше о недостатках системы16. Неспособность системы обеспе­чить вознаграждение экономических субъектов, берущих на себя риск, означало ограниченность технического прогресса17. Невоз­можность правильно подсчитать норму отдачи вела к тому, что планирующие органы нередко совершали иррациональные капи­таловложения18. Проекты реформ откладывались один за другим, затягивая систему в «водоворот реформы»19.

Мы не можем ответить на вопрос Берлинера о лошади и жо­кее, не выяснив сперва, каким образом система работала на самом деле, как на официальном, так и на неофициальном уровнях. Не­сомненно, нам придется выйти за рамки привычных сентенций из учебника в мир реальной советской системы. Одно мы знаем на­верняка - административно-командная система просуществова­ла намного дольше, чем могли предположить Мизес и Хайек даже в самых смелых своих прогнозах. Она достигла своего расцвета в 1960-1970-е годы и представляла реальную военную угрозу, пре­вратив СССР в одну из мировых супердержав. Даже только одни эти факты указывают на то, что реальные процессы функциони­рования административно-командной экономики были весьма сложными и остаются до сих пор недостаточно осмысленными.

13 Аверьянов Д.В. Функции и организационная структура государственного управления. Киев: Наука, 1979.

14 Rutland P. The Myth of the Plan. LaSalle, 111.: Open Court, 1985; Hewett E.A. Re­forming the Soviet Economy: Equality versus Efficiency. Washington, D. C: Brookings Institution, 1988.

15 Gregory P., Stuart R. Russian and Soviet Economic Structure and Performance. 6th ed. Reading, Mass.: Addison Wesley, 1998; Nove A. The Soviet Economic System. London: Allen and Unwin, 1977.

16 Nove A. The Problem of Success Indicators in Soviet Industry// Economica. 1985. Vol. 25. P. 97; Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. Cambridge, England: Cambridge University Press, 1990.

17 Berliner J. The Innovation Decision in Soviet Industry. Cambridge, Mass.: The MIT Press, 1976.

18 Grossman G. Scarce Capital and Soviet Doctrine // Quarterly Journal of Economics. 1953. Vol. 67. № 3. P. 311-343.

19 Schroeder G. The Soviet Economy on a Treadmill of Reforms // Soviet Economy in a Time of Change / U.S. Congress Joint Economic Committee. Washington, D. C, 1979.

16

Совершенно очевидно, что критика Мизеса и Хайека в отно­шении «чистой» плановой экономики абсолютно обоснована и справедлива - центр не может планировать и назначать цену на миллионы товаров и услуг; координационные и мотивационные проблемы в столь комплексной системе непреодолимы, а попыт­ки выудить надежную информацию из незаинтересованных под­чиненных могут обернуться истинным кошмаром. Тем не менее система просуществовала более шестидесяти лет!

Первые работы, посвященные изучению советского управ­ленческого аппарата, предложили решение загадки живучести системы20. На микроэкономическом уровне менеджеры, главные инженеры и бухгалтера имели неожиданно большие полномочия, выходившие за рамки плановой системы. Внутри плановой эконо­мики существовало широкое поле для внеплановой деятельности. Предприятия занимались самообеспечением, скрывали инфор­мацию от начальства и заключали оппортунистические союзы со своими непосредственными руководителями против центральных властей. Работы, появившиеся в послевоенный период, выявили огромную «теневую экономику», сосуществовавшую наряду с офи­циальной и снабжавшую предприятия и потребителей товарами и услугами, которыми их не смогли обеспечить плановики21.

Свобода действий руководителей нижнего звена и теневая экономика характеризуют процессы, происходившие на нижних этажах советской системы. Они не объясняют реальные механиз­мы принятия решений о распределении ресурсов высшим руко­водством страны. В своих предыдущих работах, посвященных советской экономике периода «развитого социализма» и основан­ных на интервью с бывшими официальными лицами, я пришел к выводу, что мы все еще знаем довольно мало о том, как имен­но работали центральные органы в советской системе22. Мы не знаем, каким образом они взаимодействовали друг с другом, как решали проблему комплексного планирования, каким образом распределяли ответственность, какие стимулы использовали, ка­кие сферы удавалось охватить центральным плановым органам, а какие оставались не охваченными планом, и в конечном ито­ге - каковы были истинные цели высшего руководства страны.

20 Berliner J. Factory and Manager in the USSR. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1957; Granick D. Management of Industial Firms in the USSR. New York: Columbia University Press, 1954.

21 Grossman G. The Second Economy of the USSR // Problems of Communism. 1977. Vol. 26. P. 25-40; Treml V. Production and Consumption of Alcoholic Beverages in the USSR: A Statistical Study //Journal of Studies on Alcohol. 1975. Vol. 36. P. 285-320.

22 Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. P. 146-167.

17

Это лишь немногие из целого ряда вопросов, которые оставались неразрешенными к концу 1980-х годов.

Рэймонд Пауэл (Raymond Powell) в своей статье, написанной в 1977 году и оставшейся, к сожалению, почти незамеченной, попытался объяснить загадочную живучесть советской системы. Он предположил, что система могла на самом деле генерировать достаточно информации, чтобы быть «работоспособной»23, ис­пользуя нестандартные источники экономической информации, являющиеся в рыночной экономике вторичными. Партийные и государственные работники могли использовать информацию, поступавшую в виде тысяч петиций, жалоб, срочных телефон­ных звонков и других запросов от подчиненных, для того чтобы определить, что должно быть сделано в первую очередь, а что можно отложить на потом. Суть теоретической догадки Пауэла заключалась в том, что советская система умудрилась просущест­вовать столь долго по причине того, что ее чиновники научились использовать подобную информацию для принятия экономичес­ких решений. Он отнюдь не утверждал, что подобные «нецено­вые сигналы» позволили системе работать эффективно, он лишь предположил, что они позволили системе работать.

Советские государственные и партийные архивы

По иронии судьбы, именно развал советской административ­но-командной системы сделал данное исследование возможным. После снятия секретности появилось два новых пути изучения советской системы. Во-первых, появилась возможность узнать мнение бывших советских чиновников высшего ранга, либо взяв у них интервью, либо ознакомившись с их воспоминаниями, значительно более откровенными по сравнению с публиковав­шимися в советский период. С началом гласности, объявленной Горбачевым в середине 1980-х годов, стало возможным обра­щаться к бывшим представителям высшего руководства как к «авторитетным экспертам»24. Воспоминания официальных лиц и управленцев, занимавших ответственные посты в 1970 - начале 1980-х годов, были еще свежи. Но был один недостаток - живые участники событий могли рассказать лишь о системе периода «развитого социализма», но не о ее истоках. Административно­

23 Powell R. Plan Execution and the Workability of the Soviet Planning // Journal of Comparative Economics. 1977. Vol. 1. № 1. P. 69-73.

24 Ольсевич Ю., Грегори П. Плановая система в ретроспективе: Анализ и интер­вью с руководителями планирования СССР. М: Теис, 2000.

18

командная система была создана в 1930-е годы. Таким образом, даже тем чиновникам, которые были молоды во времена её ос­нования, к тому времени, когда они, наконец, получили возмож­ность говорить открыто, было уже под девяносто. При этом ве­роятность того, что чиновники, занимавшие высокие посты во время создания системы, доживут до 1990-х годов, была невели­ка, особенно учитывая нелегкие 1930-е и военные 1940-е. Более того, лишь немногие из отцов-основателей пережили Большой террор 1937-1938 годов. Поэтому скорее стоит удивляться тому, что трое основателей системы дожили до нашего времени и оста­вили хотя бы фрагментарные воспоминания25.

Поиск истоков административно-командной экономики при­водит нас к советским государственным и партийным архивам, которые были открыты для исследователей в начале 1990-х го­дов. В этой книге намеренно рассматриваются первые два с поло­виной десятилетия существования административно-командной экономики, с целью проанализировать в первую очередь процесс создания её институтов. Сейчас практически нет ограничений в доступе к документам того периода. Советские и партийные ар­хивы хранят богатейшие коллекции документов советской эпохи, многие из которых принадлежали высшему руководству страны. Административно-командная система функционировала на ос­нове письменных указов, инструкций, уведомлений и отчетов. И хотя, конечно, многие важные решения были приняты устно, в кабинете Сталина, тем не менее большинство было всё же задоку­ментировано и тщательно сохранено для нас несколькими поко­лениями архивистов. Как советские официальные лица, так и со­трудники советских архивов очень не любили выбрасывать какие бы то ни было документы. Благодаря этому в архивах сохрани­

25 В «команду» Сталина конца 1920-х годов входило более двадцати человек, од­нако лишь несколько из них пережили Большой террор: Л.М. Каганович, В.М. Мо­лотов, А.И. Микоян, К. Е. Ворошилов, М.И. Калинин и А.А. Андреев. Калинин умер в 1944 году, Ворошилов - в 1960 году, а Андреев - в 1971 году. Каганович, Моло­тов и Микоян дожили до преклонного возраста и оставили в той или иной форме свои воспоминания. Интервью с Молотовым и Кагановичем проводил Ф.И. Чуев (Чуев Ф.И. Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991; Чуев Ф.И. Так говорил Каганович. М.: Отечество, 1992). Воспоминания Микояна были опубликованы в 1990-е годы его сыном (Микоян А.И. Так было. Размышления о минувшем. М.: Вагриус, 1999).

Стоит упомянуть также воспоминания бывшего сталинского наркома неф­тяной промышленности, а в 1970-е председателя Госплана Н.К. Байбакова (Байбаков Н.К. Сорок лет в правительстве. М.: Республика, 1993; Байбаков Н.К. От Сталина до Ельцина. М.: Газнефтьиздат, 1998). Интервью с Байбаковым представле­ны в книге Ю. Ольсевича и П. Грегори (Ольсевич Ю., Грегори П. Плановая система в ретроспективе).

19

лись письменные свидетельства, характеризующие как светлые, так и неприглядные стороны системы, в отличие от фашистского режима, тщательно следившего, чтобы его преступления не были зафиксированы на бумаге. Советские архивы откровенно расска­зывают о гонениях, чистках, расстрелах, терроре и печально из­вестных лагерях Гулага. Личная корреспонденция Сталина изо­билует краткими и выразительными распоряжениями, в которых он без лишних слов приказывает отправлять противников кол­лективизации в концентрационные лагеря, назначает смертную казнь для расхитителей государственной собственности26 или приказывает расстрелять своих политических оппонентов: «Кон­дратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять»27. Подпись Сталина есть и на приказах о массовых расстрелах28. Советские архивы не пытаются обелить злодеяния ответственных партийных работников, ведь все они, как пред­полагалось, были направлены на создание лучшего социалис­тического общества. Тысячи внутрипартийных расследований преступлений, совершенных членами партии, аккуратнейшим образом сложены в папки и дожидаются своих исследователей. Они содержат дела о партийных работниках, ворующих милли­оны рублей, создающих целые системы для получения взяток и продающих членство в партии тому, кто больше заплатит29.

При работе над этой книгой были использованы ранее сек­ретные документы из советских государственных и партийных архивов, в частности Российского государственного архива эко­номики (РГАЭ) и Государственного архива Российской Феде­рации (ГАРФ). Работа над материалами из этих архивов велась как в Москве, так и в Стэнфорде, в Гуверовском институте (Кали­форния, США). Кроме того, я активно пользовался сборниками архивных документов30 и монографиями, написанными на осно­

26 Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост. О.В. Хлевнюк, Р.У. Дэ-вис,Л.П. Кошелева, Э.А. Рис, Л.А. Роговая. М., 2001. С. 235.

27 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гг. / Сост. Л. Кошелева, В. Лельчук, В. Наумов, О. Наумов, Л. Роговая, О. Хлевнюк. М.: Россия молодая, 1995. С. 194.

28 Getty J. A., Naumov О. The Road to Terror: Stalin and the Destruction of the Bol­sheviks, 1932-1939. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1999. P. 25.

29 Об экономических преступлениях членов партии см.: Belova Е. Economic Crime and Punishment // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 131-158.

30 Наиболее часто в книге цитируются документы из следующих трех сборни­ков: Письма И.В. Сталина В.М. Молотову; Сталинское Политбюро в 30-е годы / Сост. О.В. Хлевнюк, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М.: АИРО-ХХ, 1995; Сталин и Каганович. Переписка.

20

ве архивных исследований. Эти сборники и монографии широко цитируются в книге.

Модели диктатур

Советское государство - одно из многих в длинной череде стран, в которых в тот или иной период существовали жестокие диктатуры. Эта цепочка начинается ещё в Древнем Египте и за­канчивается в современных африканских и ближневосточных государствах. По количеству невинных жертв Сталин имеет сом­нительную репутацию конкурента Гитлера. В России, Средней Азии или на Украине едва ли найдется семья, которая бы в той или иной форме не пострадала от репрессий. Конечно, экономи­ческие и политические аспекты диктатуры неразрывно связа­ны между собой, но в данной книге больше внимания уделяется именно первым: описанию экономической системы, в которой диктатор стремится установить полный контроль над экономи­кой посредством предельной централизации власти. В других странах диктаторы преследовали иные цели. В Чили Пиночет использовал диктатуру для утверждения рыночной экономики и частной собственности31; диктатура Гитлера хотя и основыва­лась на националистических идеях, государственном контроле, этнической ненависти и территориальной экспансии, тем не ме­нее оставила этническим немцам право частной собственности; в Ираке Саддам Хусейн использовал контроль над экономичес­кими ресурсами для подавления оппозиции, уничтожения этни­ческих меньшинств, вознаграждения за верность. Нет сомнения, диктатура в СССР была уникальна по целому ряду позиций. Тем не менее, нам необходимо определить, существуют ли общие чер­ты, свойственные всем диктатурам, включая те, которые руко­водствовались иными, чем в СССР, принципами и действовали в иных обстоятельствах.

Все диктаторы, желающие контролировать экономическое развитие своей страны, сталкиваются с одной общей проблемой: они не могут лично решать все вопросы и контролировать выпол­нение решений. Следовательно, любой диктатор должен исполь­зовать административный аппарат, передавая часть власти под­чиненным. При этом диктатор контролирует своих подчиненных при помощи угроз и вознаграждений - кнута и пряника. Одним подчиненным диктатор доверяет более остальных, приближая

31 Mesa-Lago С. Market Socialism and Mixed Economies: Comparative Policy and Performance, Chile, Cuba, and Costa Rica. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 2000.

21

их к себе. Другие, обладая полезными для диктатора знаниями и навыками, скажем, такими, как умение составлять планы и до­биваться их реализации, могут действовать вдали от диктатора и даже могут быть враждебны ему. Несомненно, диктатор должен периодически проверять и оценивать работу как подчиненных, составляющих его непосредственное окружение, так и работаю­щих на периферии. Подчиненные, в свою очередь, не желая на­влечь на себя гнев диктатора, склонны докладывать ему только положительную информацию и утаивать нелицеприятную.

Мизес и Хайек не очень углублялись в вопрос о том, как имен­но в стране с социалистической экономикой диктатор организует управленческий аппарат и осуществляет контроль над ним. Они весьма туманно писали о центральном плановом комитете (Central Planning Board) или неком «центре», но командная экономическая диктатура нуждается в значительном административном аппарате с четко определенными правилами работы. Теория организаций, экономическая теория информации и новая институциональная экономическая теория предлагают определенные модели и спосо­бы изучения сложных организаций, таких, как корпорации, про­мышленные министерства или же целые административно-коман­дные экономические системы32. Эта литература делает акцент на том, что взаимоотношения между начальником (таким, как дикта­тор), или принципалом (principal), и подчиненными, или агентами (agents), можно объяснить, исследуя характер транзакционных и информационных издержек. Если привлечение агента для выпол­нения некоего задания связано с чрезмерными затратами, диктатор выполнит его самостоятельно. Агенты не будут правильно истол­ковывать и честно исполнять указания принципала, поскольку их цели обычно не совпадают. Агенты располагают более достоверной и полной информацией об обстановке на местах. В силу этого они склонны к оппортунистическому поведению, используя недоста­ток информации у диктатора для своей выгоды. Диктатор должен установить систему сдержек и противовесов для ограничения оп­портунизма, а также разработать адекватную систему вознагражде­ния и наказания. Новая институциональная экономическая теория детально рассматривает проблему взаимоотношений диктатора с

32 См., например: Coase R. The New Institutional Economics // American Economic Review. 1998. Vol. 88. № 2. P. 72-74; North D.C. Institutions and Economic Performance // Rationality, Institutions, and «Economic Methodology*. London-Routledge, 1993. P. 242-263; The Nature of the Firm / Ed. by O.E. Williamson, S.G. Winter. Oxford: Oxford University Press, 1993 (русское издание - Уильям-сон О.И., Уинтер С.Дж. Природа фирмы. М., 2001); Williamson О. The Institutions of Governance // American Economic Review. 1988. Vol. 88. № 2. P. 75-79.

22

организованными группами агентов - отраслевыми, региональ­ными и другими лобби, создаваемыми для реализации узкогруп­повых интересов33.

Несмотря на то что социалистическая теория предсказывала возникновение «нового советского человека», ставящего общест­венные интересы выше личных, диктатура Сталина, как и любая другая диктатура, не смогла избежать проблемы «принципала-агента». Разобравшись, каким образом Сталин справлялся со сво­ими агентами, мы сможем извлечь урок, выходящий за временные и географические рамки. Наибольший интерес представляют ме­ханизмы, при помощи которых диктатор управлял своими подчи­ненными: различия в подходах диктатора к своим естественным союзникам, «функциональным» ведомствам, таким, как плановые органы, и к тем подчиненным, непосредственные цели которых от­личались от целей самого диктатора, таким, как производители34.

В этой книге рассматривается еще один ключевой вопрос: ка­ковы были истинные цели советской диктатуры? Какова была целевая функция (objective function) самого диктатора? Чего хо­тели добиться Сталин и его сторонники в первую очередь? Мы выдвигаем и тестируем четыре альтернативные модели, объяс­няющие природу советской экономической диктатуры. В нашей первой модели, назовем ее моделью «научного планирования», великодушный диктатор готов передать право принятия решений о распределении ресурсов в руки экспертов-плановиков, довольст­вуясь тем, что сам он устанавливает лишь общие правила и разра­батывает руководящие принципы управления экономикой. Это именно та модель, реальность которой всячески доказывала офи­циальная советская научная литература: всеведущая партия (т.е. диктатор), играя ведущую роль в выборе стратегического направ­ления, все же оставляет принятие конкретных решений за плано­выми органами. Последние, следуя партийным рекомендациям и установкам, планируют выпуск продукции и необходимые затра­ты, основываясь на «научных» нормах и математически выверен­ных балансах, позволяющих достигать наилучших результатов35.

33 Две наиболее важные работы по этому вопросу: Wintrobe R. The Political Economy of Dictatorship. Cambridge: Cambridge University Press, 1998; Olson M. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1971 (русское издание - Олсон M. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп. М., 1995).

34 В одной из своих предыдущих работ автор предложил различать среди совет­ских экономических агентов функциональных и производственных агентов. См.: Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. Chaps. 2-3.

35 См., например: Экономическая энциклопедия: Промышленность и строитель-

23

Вторая модель - модель «оседлого грабителя» («stationary bandit»), была предложена Мансуром Олсоном (Mancur Olson) и разработана именно на примере сталинской диктату­ра36. Согласно ей, диктатор, «оседлый грабитель», ориентиро­ван прежде всего на долгосрочную перспективу. Сколько бы ни был такой «оседлый грабитель» беспощаден, деспотичен или жесток, для достижения своих интересов он должен стре­миться максимизировать экономический рост, способствовать быстрому развитию страны. Эффективная, быстрорастущая экономика необходима ему для максимизации долгосрочных налоговых поступлений, накопления военной мощи и возна­граждения политических союзников. Модель «оседлого граби­теля» предполагает, что, кто бы ни был на месте диктатора в 1930-е гг., Сталин или кто-либо другой, он все равно проводил бы политику «большого скачка». «Оседлый грабитель» - это, в сущности, плановик, ориентированный на долгосрочную пер­спективу. Принимая во внимание, что Советский Союз был от­сталой страной, окруженной капиталистическими враждебно настроенными государствами, лучшей стратегией для «оседло­го грабителя» и была стратегия ускоренной индустриализации, масштабных капиталовложений и автаркии.

Третья модель, модель «диктатора-эгоиста», исходит из того, что главная цель диктатора - накопление власти - достигает­ся путем раздачи подарков и покупки политической верности. «Диктатор-эгоист» стремится не к максимизации экономичес­кого роста или благосостояния, а к установлению своего пол­ного контроля над страной. Оказываясь в ситуации выбора, «диктатор-эгоист» направляет ресурсы в первую очередь на максимизацию своей политической власти, а не на достижение наилучших экономических результатов. Для того чтобы зару­читься политической поддержкой и союзниками, диктатор-эго­ист распределяет между ними экономическую ренту, которую получает с обычных граждан. Поскольку граждане не желают добровольно расставаться со своими экономическими ресурса­ми, диктатор должен применять силу37. В самом деле, Сталин

ство. М.: Государственное научное издательство, 1962. С. 327-330; Госплан СССР. Методические указания к разработке государственных планов экономического и социального развития СССР. М.: Экономика, 1980.

36 Olson М. The Devolution of Power in Post-Communist Societies // Russia's Stormy Path to Reform / Ed. by R. Skidelsky. London: The Social Market Foundation, 1995. P. 9-42. См. также: Murrell P., Olson M. The Devolution of Centrally Planned Economies //Journal of Comparative Economics. 1991. Vol. 15. № 2. P. 139-165.

37 Альтернативные модели обсуждаются Валерием Лазаревым: Lazarev V. Initial

24

очень тщательно выбирал и создавал, можно даже сказать: вы­ращивал, сторонников; любая угроза его политической власти, даже незначительная, вызывала у него страх и панику; он запу­гивал и подкупал своих сподвижников38. «Диктаторы-эгоисты», жертвующие экономическим развитием ради политической власти, отнюдь не редкость, в качестве примеров можно привес­ти инициаторов «культурной революции» в Китае, Пол Пота в Камбодже, Мугабе в Зимбабве и Кастро на Кубе.

В четвертой модели, модели «диктатора-рефери», диктатор играет роль посредника между группами влияния, обладающи­ми реальной властью. Реализации модели «диктатора-рефери» можно ожидать на том этапе существования диктатуры, когда «оседлый грабитель» или «диктатор-эгоист» больше не в состо­янии удерживать всю полноту власти в своих руках и попадает под влияние промышленной и региональной элиты39. В рыноч­ной экономике достижение доминирующего положения груп­пами влияния может происходить медленно вследствие возник­новения проблемы «безбилетника» (free riding) и сложности организации эффективного лоббирования40. Мансур Олсон и другие исследователи описывали советскую экономику периода «развитого» социализма как экономику, в которой господствова­ли группы влияния, тянувшие руководство страны в разные сто­роны, что приводило к разногласиям внутри системы41. В моло­дой административно-командной системе группы влияния могут формироваться быстрее в силу уже произошедшей концентрации

Conditions and the Transition Economy in Russia. Статья, представленная на конфе­ренции ^Evolution of Soviet Elite and its Post-Communism Transformations-, University of Houston, Houston, Texas, April 19-21, 2001; Lazarev V, Gregory P. Commissars and Cars: The Political Economy of Dictatorship //Journal of Comparative Economics. 2003. Vol. 31. № 1. P. 1-19.

38 По утверждению некоторых исследователей, Сталин требовал вынесения смертного приговора для М.Н. Рютина за распространение памфлетов, призываю­щих сместить Сталина. Это требование Сталина не было поддержано его командой (Getty J.A., Naumov О. The Road to Terror. P. 53-58).

39 О применимости модели «групп влияния» см.: Decision Making in the Stalinist Command Economy, 1932-37 / Ed. by E.A. Rees. London: MacMillan, 1997. P. 6-7.

i0 Olson M. The Logic of Collective Action.

41 M. Олсон утверждал, что затяжной спад темпов роста советской экономи­ки объясняется возросшей ролью групп влияния (Olson М. The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1982. Русское издание - Олсон M. Возвышение и упадок наро­дов. Экономический рост, стагфляция и социальный склероз. Новосибирск, 1998). Аналогичные аргументы применительно к периоду брежневского «развитого социа­лизма» были приведены Питером Беттке: Boettke P. Calculation and Coordination: Essays on Socialism and Transitional Political Economy. London: Routledge, 2001.

25

экономической власти в руках промышленных министерств и ре­гиональных властей. Однако большинство исследователей свя­зывают концентрацию власти в руках нескольких групп влияния с поздним советским периодом, и только историк Дж. Арч Гетти (J. Arch Getty) предположил, что даже Сталин был вынужден считаться при принятии ключевых решений с мнением подобных групп уже в 1930-е годы42.

По крайней мере, первые две модели приписывают диктатору стремление обеспечить стране успешное экономическое развитие. Научное планирование подразумевает достижение оптималь­ных показателей развития, однако его реализация наталкивается на проблемы, связанные с необходимостью обработки большого объема информации, проблемы, описанные Мизесом и Хайеком. Модель «оседлого грабителя» предполагает направленность дик­татора на достижение высоких темпов экономического роста и быстрое развитие. «Диктатор-эгоист» не выдвигает каких-либо особых претензий на достижение высоких экономических пока­зателей. Модель «диктатора-рефери» предполагает медленное экономическое развитие. Распределение ресурсов происходит в условиях постоянных столкновений представителей групп вли­яния, и как следствие общественные интересы (encompassing interests) остаются в стороне.

Мы хотим разобраться, какая из перечисленных моделей наи­лучшим образом описывает советскую реальность 1930-х годов. У нас нет количественных данных, которые обычно используются экономистами для тестирования гипотез; зато у нас есть сведения о том, каким образом диктатор вел себя в той или иной конкретной ситуации. Эпизодичность информации делает задачу тестирова­ния гипотез более сложной, но отнюдь не невозможной. Некото­рые действия диктатора, скажем, такие, как покупка лояльности в той или иной форме, могут не иметь письменных свидетельств. С точки зрения «диктатора-эгоиста», подкуп в политических це­лях - действие экономически рациональное. Как диктатор-«осед-лый грабитель», так и диктатор, нацеленный на максимизацию власти, склонны ставить союзников, пользующихся наибольшим доверием, во главе важнейших промышленных отраслей. Уступки индустриальным и региональным лобби вписываются как в рамки модели «диктатора-рефери», так и в рамки модели «оседлого гра­бителя» или «диктатора-эгоиста».

42 GettyJ.A. Origins of the Great Purges. Cambridge, England: Cambridge University Press, 1985. Гетти и Наумов повторяют этот вывод, но в смягченном виде, в предисло­вии к их совместной работе.

26

Личность самого Сталина порождает некоторые дополни­тельные сложности. В отличие от историков, придающих особое значение роли отдельных исторических персонажей, экономис­ты отдают предпочтение моделям, в которых личности не играют особой роли. Мы надеемся, что наши обобщающие модели объяс­няют, каким образом любой диктатор с определенной целевой функцией будет действовать при определенных обстоятельствах, независимо от времени и места. Первые три модели предполага­ют «рациональность» диктатора, который стремится к максими­зации целевой функции в условиях конкретных политических и экономических ограничений. Но можем ли мы делать рациональ­ные допущения для анализа действий диктатора, чье поведение иррационально? Было ли уничтожение Сталиным военной и по­литической верхушки и ведущих специалистов во время Боль­шого террора 1937-1938 годов, незадолго до нападения фашист­ской Германии, действием рациональным? Тот же вопрос можно поставить применительно к отправке в Гулаг возвращавшихся советских военнопленных. Сталин верил некоторым более чем удивительным и нелепым историям о вредительстве и саботаже, в его голове гнездились параноидальные страхи о том, как непар­тийные специалисты морально разлагают верных партийных то­варищей43. Однако иррациональное, на первый взгляд, поведение может быть вполне продуманной и разумной стратегией запуги­вания оппонентов или стратегией обеспечения верности. Рональд Винтроб (Ronald Wintrobe) пишет:

Возможно, Сталин и был чрезвычайно жесток, но если мы посмотрим на эффект, который произвел террор, с его точки зрения, то мы непременно пой­мем - нет, он не был иррационален. Он превратил Коммунистическую партию Советского Союза, особенно ее верхушку, из организации, которой руководили в основном старые большевики, верные в первую очередь самой партии (или друг другу), в организацию, элита которой была полностью создана руками самого Сталина44.

Что касается чисто экономических вопросов, то, как показы­вают архивы, Сталин был отлично информирован и весьма по­следователен. Он имел четкие цели, тщательно собирал необхо­димую ему информацию, прислушивался к советам и иногда под

43 Lib. L., Naumov О., Khlevnyuk О. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1995. P. 50; Getty J.A., Naumov O. The Road to Terror. P. 26-28.

44 Wintrobe R. The Political Economy of Dictatorship. P. 227.

27

их воздействием даже мог изменить свое решение45. Склонность Сталина к резким переходам от паранойи к здравым рассужде­ниям хорошо видна в его письме к одному из его самых ближай­ших сторонников В.М. Молотову, написанном летом (но не ранее 6 августа) 1930 года:

1.Я против передачи Мирзояна в Профинтерн, так как стоял все вре­мя и продолжаю стоять против того, чтобы разоряли области, особенно такую об­ласть, как Урал, который растет ускоренными темпами и нуждается в работниках.

2. ... а) основательно почистить аппарат НКФ и Госбанк от вредителей, не­смотря на вопли сомнительных коммунистов типа Брюханова - Пятакова, б) обязательно расстрелять десятка два-три вредителей из этих аппаратов, в том чис­ле десяток кассиров всякого рода, в) продолжать по всему СССР операции ОГПУ по изоляции мелк[ой] монеты (серебряной).

3. ... Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно рас­стрелять.

4. Нужно обязательно расстрелять всю группу вредителей по мясопродукту, опубликовав об этом в печати.

5. Верно ли, что вы решили теперь же выпустить мелкую никелевую монету? Если это верно, это ошибка. Нужно подождать с этим делом.

6. Верно ли, что ввезли из Англии ботинки (на несколько мил[лионов] руб[лей])? Если это верно, это ошибка.

7. Хорошо, что САСШ разрешили ввоз нашего леса. Наша выдержка дала свои результаты. С Богдановым пока подождите.

8. Договор с Италией - плюс. За ней потянется Германия. Кстати, как дело с немецкими кредитами?

9. Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут.

10. Обратите внимание на Сталинградский и Питерский тракторные заводы. Там дело плохо. <Выделено в оригинале. - Д.Г.>46

Такое письмо может принадлежать либо параноику, либо рас­четливому тоталитарному правителю, не связанному никакими моральными ограничениями. Для решения проблемы «лошади и жокея» роль личности Сталина, несомненно, является ключевой. Ясно также, что Советский Союз был бы намного лучше без Ста­лина. Однако цель экономического моделирования диктатуры за­ключается в выявлении таких черт поведения диктатора, которые

45 Примеры сталинских методов разработки экономической политики см.: Davies R.W. Making Economic Policy // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 61-80.

46 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 193-194.

28

были бы независимы от личностных черт характера. Фактически в экономических моделях предполагается, что сама система пре­допределяет личность диктатора.

Был ли Сталин неизбежен?

Знаменитый вопрос классика советологии Алека Ноува (Alec Nove) «Был ли Сталин необходим?» может быть перефразиро­ван следующим образом: «Был ли Сталин неизбежен?» Действи­тельно ли административно-командная экономика и диктатура сиамские близнецы? Неизбежно ли административно-командная экономика порождает тоталитаризм, или тоталитаризм порожда­ет этот вид экономической системы?

Одно несомненно - первая в мире административно-команд­ная экономика была создана не одним человеком. В середине 1920-х годов Сталин присоединился к «умеренному» большинст­ву в Политбюро и был отнюдь не единственной влиятельной по­литической фигурой. В 1929 году, после разгрома своих бывших «умеренных» союзников, Сталин стал первым среди равных и лишь в середине 1930-х годов превратился в «Хозяина», как про­звали его младшие члены Политбюро. Несмотря на растущую абсолютную власть, Сталин продолжал вовлекать своих непос­редственных помощников в процесс принятия решений, прислу­шивался к их советам; даже когда это стало лишь формальностью, он всё ещё продолжал настаивать на создании видимости кол­лективного принятия решений. Сам Сталин непосредственно мог утверждать лишь малую толику от тысяч и сотен тысяч ежемесяч­но, ежеквартально и ежегодно принимаемых решений. Ему меша­ла нехватка управленческого таланта среди тех, кому он доверял. Для того чтобы удержать в своей команде важных для себя людей, Сталин не брезговал ни лестью, ни настойчивыми уговорами, ни долгими переговорами. Тем не менее я считаю, что создание адми­нистративно-командной системы в большей мере заслуга именно Сталина, чем кого бы то ни было ещё, поскольку именно он имел ясную идею о том, каким образом должна быть устроена власть47. Сталин практически не участвовал в дискуссиях о пути развития страны в 1920-е годы. Он и его команда заручились поддержкой большинства партии в относительно открытой борьбе за власть в

47 О том, что лишь один Сталин имел четкое представление, каким образом должна быть устроена советская система власти, см.: Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996. Этот вывод также разделяют составители сборника документов: Lih L., Naumov О., Khlevnyuk О. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. P. 17.

29

конце 1920-х годов (см. главу 3). Сторонники Сталина признали его как своего лидера благодаря его выдающимся лидерским ка­чествам и врожденному таланту политической интриги. Пустив в ход хитрость, угрозы, подтасовки, шантаж и железную решимость, Сталин собственноручно подобрал злополучный состав Полит­бюро, который принял роковое решение о принудительной кол­лективизации и форсированной индустриализации. Политические победы Сталина явились результатом лучшей подготовки, более усердной работы, готовности применять крайние и жесткие меры и досконального знания сильных и слабых сторон людей, с кото­рыми он имел дело.

Большевистская партия была создана Лениным как закон­спирированная группа революционеров, цель которой состояла в захвате политической власти в результате социалистической революции и удержании власти всеми доступными средствами. Пока большевики оставались у власти, ни о какой демократии не могло быть и речи. Выборы в Учредительное собрание 26 нояб­ря 1917 года показали, что на демократических выборах боль­шевики могут рассчитывать не более чем на четверть голосов48. Вопрос, быть или не быть демократии, вообще не стоял перед большевистским руководством, единственный вопрос, который обсуждался: насколько демократия может быть допущена внутри самой правящей партии. Будет ли власть основываться на внут­рипартийной демократии, или все вопросы будут решаться отно­сительно небольшой группой партийных лидеров, такой, как По­литбюро, или же вообще одним человеком? Именно этот вопрос был главным в конце 1920 - начале 1930-х годов.

В следующей главе будет объяснено, почему лидеры больше­вистской партии неизбежно должны были обратиться к плановой экономике. Приверженные идее тотального политического конт­роля, они не могли допустить рыночного распределения ресурсов как альтернативного источника власти в обществе. Таким образом, выбор плановой системы был неизбежен. Однако перед нами вста­ет ряд вопросов: могли ли большевистские лидеры передать право принятия решений о распределении ресурсов в руки экономистов и экспертов? Могли ли они поставить экономические интересы выше задачи сохранения и усиления своей политический власти? Были ли они в состоянии контролировать промышленные и регио­нальные группы влияния? Если командная экономическая систе­ма была неизбежна, какой тип лидера она могла породить?

48 Encyclopedia of Russia and the Soviet Union. New York: McGraw-Hill, 1961. P. 114.

30

Ф.А. Хайек утверждает, что диктатор или диктаторы, стоящие во главе административно-командной системы, должны обладать исключительными способностями в области политической инт­риги и внутрипартийной борьбы49. Распределение ресурсов в ад­министративном порядке невозможно без абсолютной политиче­ской власти. Административные приказы должны подкрепляться угрозой наказания или применения силы. Распределение ресур­сов, по определению, означает, что ресурсы отбирают у одних и отдают другим. Продвижение по карьерной лестнице возможно лишь для людей беспринципных и не стеснённых моральными обязательствами50. Хайек считал, что хотя первоначально власть сама по себе может и не быть целью, тем не менее планирование ведет к диктатуре, поскольку диктатура - наиболее эффектив­ный инструмент силового воздействия и принудительного насаж­дения идеологии и как таковая необходима для осуществления широкомасштабного централизованного планирования51. «Для достижения своих целей коллективистам нужна власть - власть одних людей над другими, причем в невиданных доселе масшта­бах, и от того, сумеют ли они ее достичь, зависит успех всех их начинаний»52. По мнению Хайека, именно люди беспринцип­ные и бессовестные имеют больше шансов на успех в тоталитар­ном обществе53. С этим выводом согласен Франк Найт (Frank Knight), утверждающий, что плановые органы будут вынуждены «руководить беспощадно, для поддержания работоспособности механизма организованного производства и распределения ре­сурсов». «Хотят они того изначально или нет, им придется это делать; и возможность того, что у власти окажутся люди, не одер­жимые жаждой власти, равна вероятности, что чрезвычайно доб­рый и мягкосердечный человек получит работу надсмотрщика над рабами»54. Хайек также утверждает, что поведение диктатора в области экономики не может сдерживаться моралью или каки­ми бы то ни было законами и правилами, поскольку диктатор не может предварительно связать себя какими-либо формальными правилами, способными предотвратить произвол. Ему постоянно

49 Hayek ЕА. The Road to Serfdom. 50th Anniversary Edition. Chicago: Chicago University Press, 1994. Chap. 10 (русское издание - Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 1992).

5(1 Boettke P. Calculation and Coordination. P. 78.

51 Hayek F.A. The Road to Serfdom. P. 78.

52 Ibid. P. 159.

53 Ibid. P. 149.

54 Knight F. Lippmann's The Good Society // Journal of Political Economy. 1936. December. P. 869, цитируется no: Boettke P. Calculation and Coordination. P. 53.

31

приходится решать вопросы, которые невозможно решить, поль­зуясь лишь формальными правилами55.

Действительно, жестокость была одной из черт характера, кото­рые особо ценились большевистским руководством. Л.М. Кагано­вич, первый заместитель Сталина по партийной работе в первой по­ловине 1930-х годов, был выбран Сталиным именно за его личную жесткость. Он принимал активное участие в репрессиях 1930-х го­дов, в том числе и в осуществлении политики коллективизации, в результате которой погибло множество людей, и лично подписал расстрельные списки на тридцать шесть тысяч человек, в основном своих собственных подчиненных, во время Большого террора56. Другой ставленник Сталина, К.Е. Ворошилов, подверг критике Ни­колая Бухарина (лидера правой оппозиции в конце 1920-х годов) в следующих словах: «Бухарин - искренний и честный человек, но я боюсь за Бухарина не меньше, чем за Томского и Рыкова. Почему я боюсь за Бухарина? Потому что он мягкосердечный человек»57. Мягкость считалась признаком слабости. Один из ближайших дру­зей Сталина, А.С. Енукидзе, был предан остракизму за сочувствие опальным членам партии и членам их семей58. Нуждающимся вдо­вам репрессированных партийных лидеров предлагали найти рабо­ту и прекратить жаловаться59. Бывшие друзья и единомышленники дискредитированных партийных лидеров добивали их с безжалост­ностью акул, кружащих вокруг истекающего кровью пловца. Была проведена даже открытая партийная дискуссия о допустимости применения пыток к политическим противникам.

Несомненно, Сталина можно считать экспертом в области поли­тики зверств и жестокости. Будучи генеральным секретарем ком­мунистической партии, Сталин знал руководство партии как свои пять пальцев, знал имена и биографии всех региональных и мест­ных партийных лидеров. Переписка Сталина похожа на переписку какого-нибудь мафиозного босса из Чикаго или Нью-Джерси, она полна рекомендаций, предложений и обсуждения сильных и слабых сторон местных партийных руководителей. Сталин читал все доку­менты, в том числе статьи, написанные как его врагами, так и дру­зьями, делая критические заметки на полях, чтобы позднее исполь­зовать их как доказательства политических ошибок. Он тщательно готовился к встречам и проводил немало времени в раздумьях над

55 Hayek F.A. The Road to Serfdom. P. 82.

56 Сталин и Каганович. Переписка. С. 28.

57 Getty J.A., Naumov О. The Road to Terror. P. 100.

58 Ibid. P. 161-171.

59 Ibid. P. 291.

32

выбором политической линии. Он был терпелив и точно выбирал подходящий момент для осуществления очередного политического манёвра. Что касается личной жестокости, у него было немного со­перников. Сталин был злобен и злопамятен, примером чему служат его гневные филиппики в адрес непартийных специалистов, кото­рых надо гнать «в шею из Москвы»60. Сталин был организатором интриг против других членов Политбюро, используя для этого «уз­кие» встречи своих сторонников в Политбюро, несмотря на нали­чие формального партийного запрета на проведение подобных со­вещаний. Напротив, его оппоненты, как правило, придерживались партийной дисциплины и публично не высказывались против ре­шений партии, которые не одобряли. Как и предсказывал Хайек, те, кто следовал правилам морали, неизменно проигрывали. Сталин не поддержал своего горячего сторонника Серго Орджоникидзе, ког­да тот, будучи наркомом тяжелой промышленности, выступил в защиту опальных руководителей предприятий. Сталин был близок с Николаем Бухариным (их семьи даже вместе проводили отпуск) и вполне мог бы, подобно героям романа Марио Пьюзо «Крест­ный отец», сказать Бухарину, что в приказе о его расстреле «не было ничего личного». Инструктируя своего верного помощника Л.М. Кагановича, как вести допрос жены одного из его политиче­ских оппонентов, Сталин писал: «Нужно привезти Глебову в Моск­ву и подвергнуть ее ряду тщательных допросов. Она может открыть много интересного»61. В силу политических причин Сталин мог отвернуться от своих самых старых друзей: «Енукидзе - чуждый нам человек. Странно, что Серго [Орджоникидзе] и Орахелашвили продолжают вести дружбу с ним»62. Мелочность Сталина не знала границ. Когда академик Павлов был представлен к ордену в честь его восьмидесятипятилетия, Сталин ответил: «...Павлов не наш... Никакого ордена ему не следует давать...»63 Во время встреч Полит­бюро Сталин развлекался тем, что рисовал садистские картинки, изображая судьбу, предназначавшуюся его противникам64.

60 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 156.

61 Сталин и Каганович. Переписка. С. 643.

62 Там же. С. 558.

63 Там же. С. 497.

64 Franchetti М. Stalin Drew Cartoons of His Victim's' Fate // London Sunday Times. 2001. July 8. На одном из рисунков, приписываемых Сталину (около 1930-го года), изображен министр финансов Николай Брюханов, нагой, подвешенный за гениталии. Подпись под рисунком гласит: «Членам Политбюро. За все нынешние и будущие грехи подвесить Брюханова за яйца; если яйца выдержат, считать его оправданным по суду, если не выдержат, утопить его в реке».

33

К концу 1920-х годов у Сталина не осталось соперников: Ле­нин умер в январе 1924 года, а Лев Троцкий был выслан из стра­ны в 1929 году. Остальные «старые большевики» едва ли могли состязаться со Сталиным, а новых возможных претендентов он с легкостью уничтожал. Те сподвижники Сталина, которые прояв­ляли инициативу и независимость, жили недолго: друг Сталина грузин Серго Орджоникидзе, склонный к независимым сужде­ниям, был доведен до самоубийства65; бывший глава Госплана, заместитель председателя Совета министров СССР Н.А. Возне­сенский, известный независимым мышлением, был расстрелян. Выразительный хвалебный отзыв Сталина о нем раскрывает вни­мательному читателю причины такой судьбы Вознесенского:

Вот Вознесенский, чем он отличается в положительную сторону от других заведующих [...]. Другие заведующие, если у них есть между собой разногласия, стараются сначала согласовать между собой разногласия, а потом уже в согласо­ванном виде довести до моего сведения. Даже если остаются несогласными друг с другом, все равно согласовывают на бумаге и приносят согласованное. А Воз­несенский, если не согласен, не соглашается согласовывать на бумаге. Входит ко мне с возражениями, с разногласиями. Они понимают, что я не могу все знать, и хотят сделать из меня факсимиле. Я не могу все знать. Я обращаю внимание на разногласия, на возражения, разбираюсь, почему они возникли, в чем дело. А они прячут это от меня. Проголосуют и спрячут... Вот почему я предпочитаю их согла­сованиям возражения Вознесенского66.

Сталин с готовностью согласился с расстрелом Вознесенского, когда в 1949 году коллеги по Политбюро сфабриковали против него обвинение в государственной измене67.

Примечательно, что те немногие из узкого круга близких сорат­ников Сталина, кому все же удалось остаться в живых (а именно -Каганович, Молотов, Микоян, Калинин, Андреев и Ворошилов), обладали такими общими качествами, как слепое послушание, вер­ность, угодничество, полное отсутствие воображения и инициати­вы. Каганович исполнял роль заместителя Сталина по партийной работе в первой половине 1930-х годов. Его обширная переписка со Сталиным прямо-таки пестрит фразами: «Вы совершенно пра­

65 Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе: Конфликты в Политбюро в 1930-е годы. М.: Россия молодая, 1993.

66 Симонов К. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М.: АПН, 1989. С. 160-161, цитируется по: Хлевнюк О.В. Советская экономическая политика на рубеже 1940-1950-х годов и «дело Госплана». Working paper, Florence, Italy, March 2000. С. 13.

67 Там же. С. 13.

34

вы», «я целиком и полностью согласен с Вами»68. Льстивость Кага­новича не знала границ. Провозгласив себя «учеником» Сталина, он, в частности, писал: «Вы настолько широко и ясно поставили вопрос с точки зрения интересов партии, что никаких серьезных колебаний не может быть»69. Стоит отметить, что по отношению к другим членам команды Сталина Каганович не проявлял подоб­ной лояльности и редко упускал возможность указать Сталину на их недостатки. И наоборот, когда Кагановичу становилось извест­но, что кто-то из политических деятелей пользуется особой благо­склонностью Сталина, он не колеблясь превозносил его до небес: «У т. Ежова [наркома внутренних дел с 1936-го по 1938-й г.] дела идут хорошо. Взялся он крепко и энергично за выкорчевывание контрреволюционных бандитов, допросы ведет замечательно и по­литически грамотно»70. Впрочем, особое положение Ежова оказа­лось недолговечным и не спасло его от расстрела в 1940 году. Вер­ные приспешники Сталина вполне подходят под описание Хайека: «Возможность установления тоталитарного режима во всей стране во многом зависит от первого шага - от способности лидера спло­тить вокруг себя группу людей, готовых добровольно подчиняться строгой дисциплине и силой навязывать ее остальным... Он [дик­татор] тогда сможет получить поддержку всех покорных и легко­верных, всех тех, кто, не имея собственных сильных убеждений, готов принять и усвоить уже готовую систему ценностей»71.

Выводы

Ответ на вопрос Алека Ноува «Был ли Сталин необходим?» был дан уже давно. Коллективизация в долгосрочной перспекти­ве, по сути, свела к нулю шансы сельского хозяйства на успешное развитие; применение силы в сельской местности не смогло обес­печить эффективное перераспределение ресурсов из сельского хо­зяйства в промышленность. Форсированная индустриализация со­здала огромный промышленный капитал, который был либо плохо организован, либо неправильно использован, высокий уровень ка­питаловложений привел лишь к временному быстрому развитию экономики, после чего последовал длительный период падения темпов экономического роста и застоя. Сталинские чистки лиши­ли страну цвета военного и управленческого корпуса. Труд в Гула­

68 Сталин и Каганович. Переписка.

69 Там же. С. 284.

70 Там же. С. 702.

71 Hayek F.A. The Road to Serfdom. P. 151-153.

35

ге показал свою неэффективность, а лагеря Гулага способствовали формированию класса профессиональных уголовников, класса, который по сей день продолжает терзать Россию72. На вопрос «Был ли Сталин неизбежен?» можно ответить утвердительно, если речь идет о Сталине не как о личности, а как о диктаторе. После смерти Ленина Сталин имел значительное преимущество перед другими «старыми большевиками» в силу своей чрезвычайной жестокости и умения использовать политическую власть в своих целях. Если бы среди членов Политбюро оказался человек, превосходивший Ста­лина в этих «талантах», то он бы и стал «Сталиным». Проведенный О.В. Хлевнюком анализ показывает неизбежность прихода к власти личности, аналогичной Сталину в конце 1920-х годов73. Если бы у Сталина был более способный, более хитрый и более жестокий со­перник, он непременно победил бы Сталина и сам занял его место.

Для успешной политической карьеры, а в конечном счете и для личной безопасности, в условиях административно-командной системы необходимы слепая верность и отсутствие инициативы. Однако это не означает, что советская диктатура 1930-х годов со­стояла из одного диктатора. Нет, скорее она состояла из сотен и тысяч диктаторов. Так же как Сталин требовал раболепия и подо­бострастия от своих непосредственных помощников, так и они тре­бовали того же от своих подчиненных, и так далее, вплоть до чи­новников самого низкого уровня. Каганович обращался со своими подчиненными не менее жестоко, чем Сталин обращался с самим Кагановичем. Последний мог соперничать со Сталиным в жесто­кости, но, несомненно, уступал ему в хитрости и решимости.

Вопрос Берлинера о лошади и жокее оказывается весьма запу­танным, поскольку жокей и лошадь не существуют независимо друг от друга. В следующей главе мы покажем, что наш жокей (Сталин или большевистская элита) неизбежно выбирает лошадь опреде­ленного типа (административно-командную систему), и наоборот, административно-командная система порождает весьма определен­ный тип жокея - мастера жестокости и интриги. Таким образом, мы можем сразу же исключить из рассмотрения одну из четырех приведенных выше моделей, модель «научного планирования», со­гласно которой диктатор передает экспертам принятие ключевых решений. До тех пор пока диктатор удерживает в своих руках всю полноту власти, модель «диктатора-рефери» также не может рас­сматриваться как отражающая действительность. Эта модель может

72 Khlevnyuk О. The Economy of the Gulag // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 11-30.

73 Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... Главы 1-2.

36

быть применена лишь к ситуации, когда власть начинает ускользать из рук жестокого диктатора. На протяжении 1930-х годов власть диктатора скорее возрастала, чем ослабевала, равно как и его жес­токость.

В следующей главе мы рассмотрим, к чему привели принятые в конце 1920-х годов решения о проведении коллективизации и индустриализации. Будет показано, что возможность построения рыночной экономики была исключена самой природой больше­визма. Последующие главы описывают структуру советской ад­министративно-командной системы. Мы начнем с анализа обсто­ятельств, при которых было принято роковое решение вступить на путь создания командной системы - решения, которое не мог­ло быть принято, пока Сталиным не была достигнута победа над его политическими противниками.

2 Пол Грегори Политическая экономия сталинизма

Глава 2

КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ, НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА И ВЛАСТЬ

Мой дед вырос в деревне, где он со своими братьями и детьми обрабатывал землю. Его сосед, Петя, был бездельником, спал на крыльце своей полуразвалив­шейся избы, вечерами пил горькую и избивал свою несчастную жену. С презре­нием он наблюдал, как мы потели над постройкой нового сарая или покупали очередную корову. В тяжелые времена Петя появлялся у нас на пороге и просил милостыню. В 1929 году Петя явился в дом моего деда в сопровождении целой шайки головорезов, красуясь военной формой, в фуражке с наколотой красной звездой, и объявил: «Именем Советской власти приказываю передать всю вашу землю и собственность колхозу». Поэтому мой дед ненавидел коммунизм и Со­ветскую власть всю свою жизнь.

История, рассказанная автору 75-летним русским в Москве.

Эта книга рассказывает о том, как и почему небольшая груп­па революционеров-большевиков под предводительством Иоси­фа Сталина, одного из наиболее жестоких тиранов в истории, создала первую в мире административно-командную экономику. Книга основана на бывших секретных советских архивных до­кументах, т.е. на тех документах, которыми пользовались сами создатели системы более чем полвека тому назад. В этой главе анализируются предпосылки, которые привели к принятию ре­шения о свертывании новой экономической политики (нэпа) в конце 1920-х годов и созданию невиданного чуда социальной инженерии. В кратчайшие сроки была создана совершенно новая политическая и экономическая система, основанная на «ведущей роли партии» (читай: диктатуре Коммунистической партии), го­сударственной собственности и отказе от частной хозяйственной инициативы. Сам Сталин назвал 1929 год, когда был свернут нэп, годом Великого перелома.

Великий перелом начался с принятия «оптимального» ва­рианта первой пятилетки XVI конференцией ВКП(б) в апреле 1929 года и одобрившего предложения Сталина решения Полит­бюро «О хлебозаготовках» от 15 августа 1929 года. Эти меро­

38

приятия ознаменовали победу Сталина над правой оппозицией и начало форсированной индустриализации. Постановлением «О хлебозаготовках» для колхозов были введены принудительные сельскохозяйственные поставки по твердым заданиям1.

В апреле 1929 года решение о принудительной сельскохо­зяйственной коллективизации еще не было окончательно приня­то. Решение XVI конференции предполагало, что к 1933 году три четверти сельского населения всё ещё будут заняты в частных хозяйствах2. Коллективизация началась лишь после решения ЦК ВКП(б), принятого в ноябре 1929 года, о принудительном объ­единении крестьянских хозяйств в колхозы3. 5 января 1930 г. было принято постановление ЦК, провозгласившее переход «от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса»4. Таким образом, за восемь месяцев, с апреля по ноябрь 1929 года, Сталину уда­лось полностью нейтрализовать противников коллективизации в правящих кругах партии, Политбюро и ЦК ВКП(б). Принятие в 1929 году решения об индустриализации и коллективизации раз и навсегда положило конец дискуссии между «правыми» и приверженцами Сталина. С этого времени развитие Советского Союза определялось общенациональными планами, направлен­ными на индустриализацию страны в кратчайшие сроки. Харак­терными чертами советской экономики на долгие годы вперед стали колхозный строй в сельском хозяйстве, государственная собственность, и диктатура коммунистической партии, не допус­кавшая инакомыслия.

Согласно официальной истории советской коммунистичес­кой партии решения 1929 года были предопределены двумя со­бытиями: крахом капитализма в России в результате революции 1917 года и провалом нэпа в 1921-1928 годах5. При этом неудач­ная попытка осуществить немедленный переход к коммунизму сразу после захвата власти, военный коммунизм 1918-1921 го­дов, трактовалась как политика, вызванная условиями граждан­ской войны, когда приходилось действовать по принципу по­

1 Детальное описание этих событий см.: Davies R.W. The Socialist Offensive: The Collectivization of Agriculture. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1980. Chap. 3.

2 Ibid. P. 112.

3 Большая Советская Энциклопедия. Т. 21. М.: Советская энциклопедия, 1975. С. 616; Краткая история СССР. М.: Наука, 1972. С. 232.

* Пит. по: Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 197.

3 История Коммунистической Партии Советского Союза. М.: Политиздат, 1959. Главы 1-12.

39

жарной команды. Английский социалист Морис Добб (Maurice Dobb) принял за чистую монету официальную советскую версию. В итоге под влиянием книги Добба, впервые опубликованной в конце 1920-х годов, эта версия получила широкое распростране­ние и на Западе6. В частности, нэп рассматривался как временная мера, вызванная кризисом, которую после стабилизации предпо­лагалось отменить. Однако новая экономическая политика имела несомненный успех со всех точек зрения. Восстановление эконо­мики, начавшееся в 1921 году, было одним из самых быстрых в истории. Бесспорно успешное сосуществование частной и госу­дарственной собственности в условиях рыночного распределе­ния ресурсов в период нэпа ставит перед исследователями один из самых сложных вопросов «альтернативной» истории: что бы произошло, победи в борьбе за власть правое крыло большевист­ской партии, настроенное продолжать новую экономическую по­литику? Солидное историко-экономическое исследование этого альтернативного сценария рисует намного более благоприятный исход, отсутствие катастрофических потерь, связанных с прину­дительной коллективизацией7. Тем не менее официальная совет­ская историография утверждала, что продолжение политики нэпа было невозможно.

Экономика Российской империи и «крах капитализма»

В период с 1885 по 1929 год, за исключением недолгого пе­риода военного коммунизма, когда была предпринята попытка создания командной системы, прямое администрирование играло в экономике страны относительно незначительную, хотя и воз­растающую роль. В 1913 году экономическое положение России было значительно хуже, чем у её западных соседей. Давало знать множество недостатков, характерных в то время для стран с раз­вивающимися рыночными экономиками. Корпоративное законо­дательство было развито довольно слабо. Однако в стране актив­но действовала фондовая биржа, торговавшая акциями частных предприятий и государственными облигациями8. Государствен­ное регулирование было сильным, но не парализующим. Земля

6 Dobb М. Soviet Economic Development Since 1917. 5th ed. London: Routledge & Kegan Paul, 1960. Первое издание этой книги вышло в 1928 году.

7 Hunter Н., SzyrmerJ. Faulty Foundations: Soviet Economic Policies, 1928-1940. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1992. Chaps. 13-14.

8 Owen T. The Corporation Under Russian Law, 1800-1917. Cambridge: Cambridge University Press, 1991.

40

принадлежала крестьянам и помещикам, при этом количество земель, принадлежавших последним, сокращалось. Крестьяне продолжали жить традиционными общинами с местным самоуп­равлением, но при этом российский хлебный рынок был неотъем­лемой частью общемирового, цены на перевозку хлеба постоянно снижались, а в результате столыпинских реформ крестьяне полу­чили, наконец, право выхода из общины. Россия играла важную роль в международной торговле, будучи вторым по величине экс­портером сельскохозяйственной продукции, несмотря на доволь­но высокие таможенные тарифы. Для Запада Россия оставалась страной далекой и пугающей, но её природное богатство и нали­чие огромных людских ресурсов привлекали в больших объемах иностранный капитал, чему также способствовала относительно высокая норма прибыли9. Накануне Первой мировой войны Рос­сия являлась крупнейшим заемщиком в мире. Дефолт, объявлен­ный Россией в 1918 году, вызвал цепную реакцию на мировых финансовых рынках, по своим масштабам несопоставимую с по­следствиями любого из последующих дефолтов.

Вопреки многочисленной российской националистической и марксистской литературе, настаивающей на уникальности рос­сийского экономического опыта, дореволюционная Россия была страной с рыночной экономикой, где хозяйственные решения в основном принимались частными предпринимателями, торгов­цами и землевладельцами, цены устанавливались рынком, а го­сударственное планирование отсутствовало. Дореволюционная российская рыночная экономика развивалась достаточно успеш­но, хотя многие ученые и политики настаивают на обратном. С утверждением о несостоятельности рыночной экономики в доре­волюционной России по разным причинам согласны такие в кор­не различные авторы, как В. И. Ленин и Александр Гершенкрон (Alexander Gerschenkron), американский экономический исто­рик. Ленин использовал этот тезис для обоснования своего поло­жения о закономерности начала мировой социалистической рево­люции именно в России, поскольку она являлась самым слабым звеном в цепи капиталистических стран. Гершенкрон утверждал, что революция 1917 года стала результатом стратегических оши­бок и что её можно было легко предотвратить. Задержка аграрной реформы была роковой и надолго лишила Россию возможности стать органичной частью западного мира10.

9 McKay J. Pioneers for Profit: Foreign Entrepreneurship and Russian Industrialization, 1885-1913. Chicago: University of Chicago Press, 1970.

10 Ленин В.И. Развитие капитализма в России // Поли. собр. соч. Т. 3. М.: По-

41

В одной из моих предыдущих книг обосновывается тезис об относительном экономическом благополучии дореволюционной России: российское сельское хозяйство, несмотря на наличие серь­езных институциональных проблем, развивалось с той же скоро­стью, что и сельское хозяйство в остальной Европе (в период отно­сительно бурного развития сельского хозяйства, происходившего в мире параллельно с индустриализацией), а темпы роста ВВП в России были выше, чем в Европе11. Если бы не сильнейшее нега­тивное влияние Первой мировой войны, разрушившей институ­циональные основы и приведшей к значительным материальным и людским потерям, дальнейший рост всего через несколько деся­тилетий превратил бы Россию в европейскую страну среднего до­статка. Эти выводы, не встретившие до сих пор серьезных возраже­ний, опровергают миф о несостоятельности российской экономики до 1917 года и невозможности выбора капиталистического пути развития после Первой мировой войны.

Однако несмотря на впечатляющий экономический рост, Россия оставалась относительно отсталой страной накануне 1917 года. Доход на душу населения составлял чуть меньше од­ной трети среднедушевого дохода во Франции или Германии и равнялся примерно 60 процентам среднедушевого дохода в менее развитой Австро-Венгерской империи12. Соответственно руково­дители нового социалистического государства не могли не быть озабочены тем, что их страна оказалась в окружении враждебно настроенных государств, более развитых экономически.

Победа большевиков в гражданской войне сделала невозмож­ным для России рыночный путь развития. С момента захвата власти и вплоть до 1991 года политическая монополия комму­нистической партии оставалась непоколебленной. Все эти годы партийное руководство сохраняло неизменными три главных идеологических принципа: отстаивало приверженность госу­дарственной собственности, плановой экономике, способной за­менить «анархию рынка», и «ведущей роли коммунистической

литиздат, 1975. С. 1-609; Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1962.

11 Gregory P. Before Command: An Economic History of Russia from Emancipation to First Five-Year Plan. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1994. Некоторые главы из этой книги опубликованы по-русски в: Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.). Новые подсчеты и оценки. М.: РОССПЭН, 2003.

12 Gregory P. Russian National Income, 1885-1913. New York: Cambridge University Press, 1982. P. 156. Некоторые главы из этой книги опубликованы по-русски в: Гре­гори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.). С. 22.

42

партии». Подчеркивая еще раз неизменность этих трех принци­пов, я хочу обратить внимание на то, что социалистические идеи были важнее личности13.

Идеологические принципы коммунистической партии совер­шенно очевидно исключали рыночную экономику и, как будет по­казано ниже, были несовместимы с нэпом, в рамках которого не­долго сосуществовали государственная и частная собственность, план и рынок. Создание административно-командной системы было неизбежно, если принять во внимание партийный контроль и идеологические принципы коммунистической партии.

Революционные эксперименты

Ленин был общепризнанным лидером большевистской пар­тии. Пока он был жив, никто не мог бы всерьез посягнуть на его авторитет. Он был не только главой советского государства, но определял также его идеологию. Внутрипартийная борьба меж­ду различными фракциями началась лишь после отхода Ленина от дел в марте 1923 года и последовавшей меньше чем через год, 21 января 1924 года, смерти. Перед февральской революцией большевистская партия представляла собой небольшую, но спло­ченную группу революционеров и насчитывала всего лишь около 20 тысяч человек. Ленин считал, что разжечь революцию могут лишь самоотверженные профессиональные революционеры. В 1917 году большевики смогли захватить власть не столько бла­годаря своей популярности, сколько по глупости злополучного Временного правительства, которое не смогло ни добиться пре­кращения войны, ни пообещать землю и хлеб, как это сделал Ле­нин. Именно этой небольшой группе революционеров под руко­водством Ленина удалось, возможно, неожиданно для них самих, захватить власть в стране с самой большой в мире территорией и населением в 165 млн человек, в два раза превышавшим населе­ние второй по величине европейской державы (Германии).

Верхушка большевистской партии состояла в основном из бывших эмигрантов, не имевших сколько-нибудь существенно­го управленческого опыта. Владимир Ленин написал множество работ, однако преимущественно теоретических, касавшихся при­роды российского капитализма и революционной стратегии. Лев Троцкий обладал определенной харизмой, которая помогла ему

13 Эти принципы подробно рассматриваются в предисловии к сборнику доку­ментов: Lib. L., Naumov О., Khlevnyuk О. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1995.

43

привести Красную армию к окончательной победе в гражданской войне. Николай Бухарин - интеллектуал, написавший множест­во работ по теории социализма, но не имевший практического управленческого опыта. Иосиф Сталин, вступивший в партию в 1898 году, получил образование в грузинской духовной семина­рии, недолго работал журналистом, но в основном его опыт огра­ничивался подпольной революционной работой. Никто из них не обладал сколько-нибудь обширными познаниями в области современной, для той эпохи, экономической теории, никогда не занимался коммерческой деятельностью и не работал в государст­венном аппарате. Большинству лидеров партии было около со­рока или едва за сорок, когда они пришли к власти. Перед ними встал знаменитый вопрос Чернышевского, в свое время повто­ренный Лениным: «Что делать?»

Их первым шагом в 1917 году стал Декрет о земле, соглас­но которому земля была национализирована и разделена между крестьянскими хозяйствами. В сущности у Ленина не было осо­бого выбора, кроме как узаконить стихийную экспроприацию земли крестьянами, происходившую по всей России. Декрет о земле упразднил сохранившиеся к моменту революции крупные земельные поместья и полностью передал производство сельско­хозяйственных продуктов в руки крестьянских хозяйств, продол­жавших придерживаться традиционных форм общинного само­управления.

Военный коммунизм: первоначальные намерения больше­виков. В соответствии с широко распространенной интерпре­тацией, начавшаяся гражданская война вынудила большевиков обратиться к политике военного коммунизма14. Однако многие факты противоречат этой теории и свидетельствуют о том, что подлинным намерением большевиков было желание обеспечить мгновенный переход к коммунизму, минуя переходный период15. Статьи и документы, написанные лидерами большевиков до и во время военного коммунизма, однозначно указывают на их же­лание создать экономику, основанную на «твердом» плане и без частной собственности. Сразу же после захвата власти большеви­ки с энтузиазмом принялись решать эти задачи. Большевики на­ционализировали предприятия, наложили запрет на частную тор­

14 Malle S. The Economic Organization of War Communism, 1918-1921. Cambridge: Cambridge University Press, 1985.

15 Roberts PC. Alienation and the Soviet Economy. Albuquerque: University of New Mexico Press, 1971. Chap. 2; Boettke P. Calculation and Coordination: Essays on Socialism and Transitional Political Economy. London: Routledge, 2001. Chaps. 6,7.

44

говлю в любом виде, попытались отменить деньги, приступили к конфискации «сельскохозяйственных излишков» у крестьян. Тот факт, что национализация началась уже в конце 1917 г., то есть до начала гражданской войны, а декрет, обеспечивший макси­мально широкое ее применение, был принят в ноябре 1920 года, т.е. когда гражданская война в основном уже закончилась, опро­вергает официальную версию обусловленности военного комму­низма военным временем.

Результаты политики военного коммунизма однажды были названы «самым крупным крушением экономики в истории»16. Производство буквально рухнуло, в результате массового бегст­ва населения из городов началась дезурбанизация. В 1920 году промышленное производство упало до одной пятой довоенного уровня. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что изначаль­но ущербная попытка за ночь создать экономику, в которой от­сутствуют деньги, рынок и частная собственность, с треском про­валилась. Тем не менее, неудачная попытка установить военный коммунизм показывает склонность нового руководства ставить идеологические цели выше экономических, а также крайнюю на­ивность и отсутствие управленческого опыта.

Нэп: могли ли коммунисты допустить существование рынка? Ленин объявил о начале нэпа в марте 1921 года, после тревожного для большевиков Кронштадтского восстания, во вре­мя которого против них выступили те самые балтийские матро­сы, которые ещё несколько лет назад были наиболее горячими их приверженцами. 23 марта 1921 года Ленин объявил о замене продразверстки продналогом. Частная торговля вновь была раз­решена, хотя в оптовой торговле продолжали доминировать круп­ные государственные организации. Была осуществлена денежная реформа и введена новая твердая денежная единица - червонец, котировавшийся даже на международных валютных рынках. Не­смотря на то что Ленин так и не изменил своего судьбоносного решения об отказе от выплат по внешнему долгу Российской империи, были предпринята попытка вновь привлечь в страну зарубежных инвесторов17. Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) хотя и старался управлять крупными государственными предприятиями, не составлял общенациональных экономических

16 Высказывание Вильяма Чемберлена (William Chamberlin) цитируется по: Boettke P. Calculation and Coordination. P. 78.

17 Gregory P. Russia and Europe: Lessons of the Рге-Command Era // Economic Integration as a Challenge to Industry and Government / Ed. by R. Tilly, P. Welfens. Berlin: Springer, 1996. P. 461-496.

45

планов. Народный комиссариат финансов посредством кредит­ной политики оказывал больше влияния на экономику, чем лю­бой из плановых органов.

Крестьяне ответили на введение нэпа увеличением посевных площадей зерновых, пустые магазины вновь наполнились товара­ми, и люди стали возвращаться в покинутые города. Транспорт и промышленность, чье производство в 1920 году составляло все­го лишь примерно пятую часть довоенного уровня, к 1926 году достигли уровня 1913 г. Сельское хозяйство, объемы производ­ства которого сократились до 60 процентов производства дово­енного времени, также восстановилось к 1926 году18. Несмотря на непрекращающиеся попытки заманить крестьян в колхозы и совхозы, им была предоставлена возможность возделывать свои собственные земельные наделы и жить общиной с традиционным самоуправлением19. Несмотря на массированную пропаганду, к 1928 году в колхозах состояло лишь два процента крестьянских хозяйств20.

Была ли в состоянии воспитанная в традициях строжайшей конспирации и дисциплины партия большевиков допустить су­ществование экономической системы, в которой решения прини­маются безличным хлебным рынком, торговыми посредниками и крестьянскими хозяйствами? Открытие архивов позволяет про­лить свет на этот вопрос. История слома нэпа, история Великого перелома - это история борьбы за хлеб: кто должен его прода­вать, кому и по какой цене?

Хлеб и накопление капитала

Пока мы назвали три главных принципа коммунистической парии: государственная собственность, плановая экономика и ве­дущая роль партии. Но был и четвертый принцип, принцип на­копления капитала. Восходящий к идеям Маркса, он проводился настолько последовательно и неуклонно, что его вполне можно рассматривать как четвертый принцип. Результаты его реали­зации можно видеть в стремительном росте капиталовложений в 1930-е годы и чрезвычайно высокой по сравнению с другими

18 Nutter G.W. The Soviet Economy: Retrospect and Prospect // Political, Military, and Economic Strategies in the Decade Ahead / Ed. by S.W. Abshire, R.W. Allen. New York: Praeger, 1963. P. 165.

19 Danilov V. P. Rural Russia under the New Regime. Bloomington: Indiana University Press, 1988.

20 Volin L.A. Century of Russian Agriculture. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1970. P. 211.

46

странами доле капиталовложений в ВВП административно-ко­мандных экономик21. Никита Хрущев выиграл в борьбе за власть после смерти Сталина в начале 1950-х благодаря приверженнос­ти приоритету тяжелой промышленности. Совершенно очевидно, что в основе политики Великого перелома лежала идея «перво­начального социалистического накопления», выдвинутая в сере­дине 1920-х годов левым крылом партии, возглавляемым Львом Троцким22. Теоретики-троцкисты обосновали идею принудитель­ного накопления капитала, а Сталин создал силовые механизмы, способные обеспечить ее реализацию.

За исключением идеи первоначального накопления капита­ла, у Маркса не нашлось практических рекомендаций в области экономической политики для лидеров первого в мире социалис­тического государства. Согласно Марксу, в относительно бедных обществах первоначальное накопление капитала происходит при помощи силы. Первые капиталисты создавали свой капи­тал, обкрадывая более слабых сограждан или захватывая его как военную добычу. Первоначальный капитал складывался не в ре­зультате постепенного накопления сбережений (воздержания от потребления) или за счет аккумуляции прибыли, а путём изъятия «чужих» «излишков». Соответственно большевистские лидеры должны были решить, у кого они будут изымать капитал в новом социалистическом государстве.

Одна из сильных сторон Сталина заключалась в его умении манипулировать словами и лозунгами. Всех, кто был не согласен с его идеями, он объявил уклонистами, отступившими от марк­систско-ленинских принципов23. Экономические взгляды левой оппозиции были наиболее подробно обоснованы Е.А. Преобра­женским, ведущим теоретиком среди сподвижников Троцкого24. В середине 1920-х годов Преображенский утверждал, что источни­ком «первоначального социалистического накопления» должно стать крестьянское сельское хозяйство. Этот тезис он аргументи­ровал тем, что индустриализация потребует перемещения рабо-

21 Gregory P., Stuart R. Soviet Economic Structure and Performance. 2nd ed. New York: Harper & Row, 1981. P. 381-385.

22 Erlich A. The Soviet Industrialization Debate, 1924-1928. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1960; Spulber N. Soviet Strategy for Economic Growth. Bloomington: Indiana University Press, 1964.

23 Getty J.A., Naumov O. The Road to Terror: Stalin and the Destruction of the Bolsheviks, 1932-1939. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1999. P. 20-22.

21 Книга Е.А. Преображенского, написанная в 1926 году, была переведена и опубликована как: The New Economics / Trans. В. Pierce. Oxford: Oxford University Press, 1964.

47

чей силы из сельской местности в город, а питание и содержание новых промышленных рабочих можно будет обеспечить лишь за счёт изъятия сельскохозяйственных «излишков». В обществе со стабильным и неизменным уровнем сельскохозяйственного про­изводства реализовать подобное возможно только при условии, что крестьяне станут потреблять меньше хлеба (соответственно уровень их жизни понизится). Как писал Преображенский, до ре­волюции российское крестьянство было привычно к более низко­му уровню жизни, значит, оно может вернуться к нему без умень­шения объемов сельскохозяйственного производства.

Преображенский определил источник первоначального накоп­ления капитала, но не смог детально описать механизм его извле­чения. Он предполагал, что государство может ввести хлебную монополию: установить низкие закупочные цены на хлеб и тем самым понизить доходы крестьян, одновременно продавать хлеб по более высоким розничным ценам. Разница должна исполь­зоваться для капиталовложений в промышленность. Если цены будут определяться рынком, считал Преображенский, то разни­ца между оптовой и розничной ценой при наличии конкуренции будет невелика, государство не получит необходимых средств, а крестьяне сохранят свои доходы. По сути, Преображенский опи­сал схему тотального перераспределения доходов, способную перекачать средства из сельского хозяйства в промышленность. Однако он не дал ответа на самый важный вопрос: если предло­жить крестьянам низкие закупочные цены на хлеб, что будет по­буждать их сдавать хлеб государству? Ведь они могут либо сами потребить свой хлеб, либо скормить его домашней скотине, либо попросту сократить производство. Механизм принудительных поставок хлеба по низким ценам создал и успешно реализовал не кто иной, как Сталин.

Судьба «левой оппозиции» хорошо известна. Сталин в союзе с умеренным большинством в Политбюро добился исключения Троцкого из партии в 1926 году. Но уже через год Сталин пере­нял идеи и принципы, которые ранее классифицировались им как «левый уклон». Неизвестно, противостоял ли Сталин программе «левых» исключительно по политическим конъюнктурным сооб­ражениям или же он просто позже пришел к тем же выводам. В любом случае составление первых общесоюзных балансов произ­водства и потребления стали, нефти и хлеба способствовало уси­лению ощущения, что экономика находится в бедственном поло­жении. Когда плановые органы начали сводить балансы по стали, нефти и особенно хлебу, их внимание в первую очередь было на­

правлено на решение вопроса, сколько хлеба государству удаст­ся собрать для снабжения города. «Балансовый» образ мышле­ния предполагал, что государство будет и покупателем товаров, и их поставщиком25. Такие важные товары, как хлеб, не должны зависеть от милости рынка. Только государственные закупки могут обеспечить достаточное количество хлеба, как для снаб­жения городского населения, так и для решения проблемы экс­порта. Сельскохозяйственные продукты, попадавшие на рынок, рассматривались плановиками как потерянные, даже если в ко­нечном итоге они оказывались в городе. Терминология наглядно иллюстрирует подобное мышление: вместо того чтобы покупать хлеб, государство проводило хлебозаготовительные «кампании». Государственные органы, получавшие хлеб от производителей, -это организации, занимавшиеся не торговлей, не покупкой, а за­готовкой хлеба. Устанавливаемые государством твердые задания по закупкам хлеба по государственным ценам рассматривались как неотъемлемая часть хлебных балансов. Если эти задания не удавалось выполнить, говорили о кризисе хлебозаготовок.

К вопросу о кризисе хлебозаготовок. События 1927 и 1928 годов, приведшие к принудительной коллективизации, подробно изучены и описаны в литературе26. В первые годы нэпа сельскохозяйственные производители имели право продавать свою продукцию либо частным торговцам, либо государствен­ным заготовительным организациям, крупнейшими из которых были Центросоюз, Хлебоцентр и Союзхлеб. Все три действовали под руководством Анастаса Микояна, наркома торговли. Каждый год Политбюро ЦК ВКП(б) устанавливало план по хлебозаго­товкам и с тревогой следило за докладами хлебозаготовительных организаций о ходе закупки зерновых27. Согласно официальной статистике, объем государственных хлебозаготовок понизился с 10,6 млн тонн в 1926-1927 годах, до 11,1 млн тонн в 1927-1928, а затем до 9,35 млн тонн в 1928-1929 годах28. Сокращение заго­товок хлеба на 12 процентов вынудило Советское правительство

25 Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 156-158.

26 Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power. London: Allen & Unwin, 1968; Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 112; Merl S. Der Agrarmarkt und die Neue Okonomische Politik. Munich: Oldenbourg, 1981.

27 Берелович А., Данилов В. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 1,1918-1922. М.: РОССПЭН, 1998; Т. 2,1923-1929. М.: РОССПЭН, 2000.

28 Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 427.

49

впервые в истории России импортировать зерно29. В Кремле за­били тревогу, объявив «кризис хлебозаготовок».

Кризис хлебозаготовок дал Сталину повод начать кампанию, направленную против наиболее зажиточных крестьян и кулаков. В своем докладе, сделанном в марте 1928 года, Сталин привел цифры, которые показывали, что производство хлеба вернулось к довоенному уровню, в то время как объемы поставок зерновых на рынок составляли половину довоенных30. Он обвинил кулаков и зажиточных крестьян в этом; его цифры показывали, что бед­ные крестьяне продавали такую же долю объема продукции, как и раньше31. Эти данные были использованы Политбюро для обосно­вания «чрезвычайных мероприятий», как завуалированно называ­лась конфискация зерна. Первые широкомасштабные чрезвычай­ные мероприятия по сбору зерновых были проведены в октябре 1927 года. Партийцы, отряды милиции и ОГПУ отправлялись в сельскохозяйственные регионы. Местное партийное руководство несло личную ответственность за выполнение планов хлебозагото­вок. Зерно, продававшееся на местных рынках, конфисковывалось, а частная торговля хлебом и укрывание зерновых наказывались тюремным заключением32. Сталин лично руководил хлебозаготов­ками в Сибири. Некоторые исследователи утверждают, что мысль о необходимости принудительной коллективизации пришла к Ста­лину именно во время хлебозаготовительной кампании. Сталин сделал вывод, легший впоследствии в основу официальной совет­ской доктрины, что, пока крестьяне вольны выбирать, кому и по какой цене продавать хлеб, они имеют возможность саботировать любые попытки индустриализации путем сокрытия хлеба. Сокра­щение хлебозаготовок в конце 1920-х годов рассматривалось как проявление международного заговора против Советской власти.

Начиная с 1960-х годов экономисты ставят под сомнение официальную советскую версию описанных событий. Дж. Карц (J. Karcz) показал, что цифры, приведенные Сталиным в под­тверждение крестьянского «бойкота» продажи хлеба, не соответ­ствовали действительности и, скорее всего, были подтасованы, для того чтобы обосновать наступление на кулаков. Кризис хлебоза­готовок был кризисом государственных хлебозаготовок и отнюдь

29 Lewin М. Russian Peasants and Soviet Power. P. 214-244.

30 Karcz J. Thoughts on the Grain Problem // Soviet Studies. 1967. Vol. 18. № 4. P. 399-402.

31 Подробнее об этой истории см.: Merl S. Der Agrarmarkt und die Neue Okonomische Politik. P. 446.

32 Ibid. P. 313-367.

50

не распространялся на торговлю сельхозпродукцией в целом. Этот кризис был вызван государственной политикой, а отнюдь не заго­вором против Советской власти33. Через двадцать лет после Карца Марк Харрисон (Mark Harrison) снова исследовал эту проблему, используя дополнительные данные. Он пришел к выводу, что в конце 1920-х годов крестьяне продавали меньше зерновых вслед­ствие ликвидации крупного землевладения, неблагоприятных цен и возросшей доли незерновых посевов, а отнюдь не по политичес­ким причинам34. Впрочем, из-за ненадежности данных, характери­зующих торговлю сельхозпродукцией, точных цифр мы, пожалуй, не узнаем никогда. После революции сельское хозяйство оказалось в совершенно новых условиях, поэтому нет ничего удивительно­го в том, что объемы продаж и структура производства менялись. Вопрос, однако, состоит в том, действительно ли этот кризис мож­но было преодолеть только путем упразднения частного сельско­го хозяйства? И какова была причина кризиса: был ли он вызван политическими действиями противников Советского государства или банальными экономическими факторами?

Таблица 2.1. Производство зерновых, государственные хлебозаготовки и цены на пшеницу

 

Год   

1926/27 1927/28 1928/29   

Производство зерновых (млн тонн) 74,6 72,8 72,5   

Хлебозаготовки (млн тонн) 11,6 11,1 9,4   

Рыночные цены (коп. за центнер) 861 892 1120   

Государственные цены (коп. за центнер) 648 622 611   

Соотношение государственных и рыночных цен (1913-100) 0,89 0,79 0,45  

Источники: Lewin М. Russian Peasants and Soviet Power. London: Allen & Unwin, 1968; Davies R.W. The Collectivization of Soviet Agriculture. Vol. 1. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1980. P. 419; Статистический справочник 1928. M.: Изда­тельство ЦСУ, 1929. С. 723-730.

33 Подробнее об этой дискуссии см.: Mokhtari М., Gregory P. State Grain Purchases, Relative Prices, and The Soviet Grain Procurement Crisis // Explorations in Economic History. 1993. Vol. 30. P. 182-194.

34 Harrison M. The Peasantry and Industrialization // From Tsarism to the New Economic Policy / Ed. by R.W. Davies. Houndsmills, England: MacMillan, 1990. P. 109-117.

51

июль авт. сент. окт. нояб. дек. янв. февр. март а пр. май июнь

Рис. 2.1. Кризисы хлебозаготовок

Источник: Merl S. Der Agrarmarkt und die Neue Okonomische Politik. Munich: Oldenbourg, 1981. S. 322.

Как видно из таблицы 2.1, на протяжении 1920-х годов государст­венные закупочные цены на хлеб постоянно снижались по отноше­нию к рыночным. В 1928-1929 сельскохозяйственном году заку­почные цены, предлагаемые государством, были более чем в два раза ниже рыночных. Такое соотношение цен красноречиво объясняет причину кризисов 1927 и 1928 годов. До тех пор пока у них был выбор, производители зерна предпочитали продавать хлеб по пол­ной стоимости частным коммерсантам, а не государству за полце­ны. Государственные закупочные цены были непривлекательны для крестьян. После 1927 года государственные цены перестали покры­вать даже производственные затраты35, многие крестьяне предпочли уничтожать зерно, чтобы не отдавать его государству. Государствен­ные цены на хлеб были менее выгодны, чем государственные цены на промышленные сельскохозяйственные культуры или мясомо­лочную продукцию, поэтому крестьяне стали больше производить промышленных культур или скармливали зерновые скоту36. Пока существовал выбор, объем продаж хлеба крестьянами объяснялся таким экономическим фактором, как относительная цена. При бо­лее высоких ценах на частном рынке крестьяне были склонны про­давать хлеб частным лицам; при ценах на хлеб, менее выгодных, чем цены на мясо и молочную продукцию, крестьяне были скорее склон­ны скармливать свой хлеб скотине, чем продавать его. Даже когда у крестьян не осталось выбора кроме продажи зерна государству по

35 Merl S. Der Agrarmarkt und die Neue Okonomische Politik. P. 137-139.

36 Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 39-41.

52

цене ниже себестоимости, они предпочитали либо самостоятельно съедать свой хлеб, либо, на худой конец, сжигать его. Все эти вари анты выбора имеют рациональное экономическое, а отнюдь не по литическое объяснение.

Сравнивая «нормальный» цикл государственных хлебозаго товок 1926/1927 сельскохозяйственного года с хлебозаготовка ми 1927/1928 года (рис. 2.1), можно видеть влияние чрезвычай ных мероприятий 1927/1928 года на объемы хлебозаготовок. В 1926/1927 году наибольшее количество зерна было приобретено в период с августа по октябрь. В 1927/1928 сельскохозяйственном году, после того как государство объявило о снижении закупоч ных цен в конце августа 1927 года, объем закупок резко снизился. То есть это произошло именно в тот период, когда при «нормаль ных» обстоятельствах хлебозаготовки достигали своего пика. Что бы возместить сокращение хлебозаготовок, в конце октября были приняты чрезвычайные меры. Милицейские отряды и партийные работники выезжали в деревню для увеличения хлебозаготовок, наказания крестьян, продававших зерно частным торговцам, и проведения арестов спекулянтов. Результат чрезвычайных меро приятии проявился к январю 1928 года - государству частично удалось возместить низкие объемы хлебозаготовок сентября - де кабря 1927 года. Главной причиной принудительной коллективи зации стала неспособность государства добиться закупки зерновых у крестьян по фиксированной цене. Руководство думало прибли зительно так: «Если крестьяне не хотят отдать нам свой хлеб доб ровольно, мы должны взять его силой».

Цена на зерно

План

по государственным хлебозаготовкам

Предложение

Д П

(Д) добровольные продажи государству

Объем продажи зерна

Рис. 2.2. Свободный рынок и принудительные хлебозаготовки

Правильно ли мы понимаем Сталина?'Кризис хлебозаготовок был вызван в основном ценовой политикой государства, а не враж

53

дебными действиями крестьян. Если бы государственные снаб­женческие организации предлагали цену, адекватную рыночной, то объемы закупок зерна колебались бы в зависимости от сезона и цен на другие виды сельскохозяйственной продукции. Государство, ви­димо, могло с успехом предложить цену даже несколько меньшую рыночной, конкурируя за счет более совершенной сбытовой сети, обладания лучшими складами и средствами транспортировки.

Согласно одному из существующих объяснений кризис хлебоза­готовок разразился в силу полнейшей экономической безграмотнос­ти Сталина и его соратников, предполагавших, что крестьяне будут продавать государству зерно за полцены! Однако такое объяснение игнорирует тот факт, что главной целью большевиков было перво­начальное накопление капитала, перераспределение крестьянских «излишков» для финансирования промышленности. В соответ­ствии с теорией Преображенского, крестьяне должны были сдавать хлеб по низким ценам в объеме, определенном государством. Раз­ница между оптовыми закупочными ценами и высокими ценами розничной торговли составляла прибыль государства. Если хлеб попадал в руки частных торговцев, то государство теряло как кон­троль над его распределением, так и прибыль. Рисунок 2.2 харак­теризует проблему хлебозаготовок. Государство желает приобрести зерно в количестве «П» по низкой государственной цене. Однако крестьяне согласны продать государству по такой цене лишь «Д» зерна. Оставшееся зерно (разницу «ДП») крестьяне либо продадут частным торговцам по цене выше государственной, либо скормят домашней скотине, либо съедят сами или, в конце концов, сожгут, особенно если цена, назначенная государством, будет ниже себе­стоимости продукции. Вывод ясен - при закупочной цене, недо­статочно высокой для того, чтобы обеспечить необходимый объем продаж, государство может выполнить план хлебозаготовок только при помощи силы. Ведь должен же существовать какой-нибудь ме­ханизм, с помощью которого можно заставить крестьян продать за­планированное количество зерна. Отсутствие подобного механизма в середине 1920-х годов было слабым звеном теории Преображен­ского. Сталинская принудительная коллективизация создала тот механизм принуждения, который позволил отобрать «излишки» у упорно сопротивляющейся деревни.

В письмах Сталина (в частности, к его ближайшему соратнику Молотову) и других документах можно легко проследить логику Сталина: необходимо сочетать политику низких цен с силовыми ме­тодами. Сталин отнюдь не был профаном в экономических вопросах, он имел четкое понимание того, как работают сельскохозяйственные

54

рыночные механизмы, и предпочитал основывать свои решения на логике, а не на донесениях ОГПУ или чужих советах37. Сталин от­лично понимал, что повышение цен на хлеб повлечет за собой уве­личение объемов продаж. В сентябре 1934 года он приказал повы­сить цены на пшеницу на 15 копеек для стимулирования закупок38. Он отлично разбирался в механизме функционирования мирового хлебного рынка. В письме к Молотову, написанном не ранее 23 ав­густа 1930 года, он, в частности, отмечал: «Нам остается еще 1-1,5 месяца для экспорта хлеба: с конца октября (а может быть, и рань­ше) начнет поступать на рынок в массовом масштабе американский хлеб, против которого нам трудно будет устоять. Если за эти 1-1,5 месяца не вывезем 130-150 мил[лионов] пудов хлеба, наше валют­ное положение может стать потом прямо отчаянным»39. Успех эко­номической программы Сталина полностью зависел от выполне­ния плана хлебозаготовок. В одном из писем к Молотову он писал: «Если с хлебом выиграем, - выиграем во всем, и в области внутрен­ней, и в области внешней политики»40. Когда в декабре 1929 года закупки зерновых увеличились и запас хлеба в городах начал воз­растать, Сталин возликовал: «У наших правых от удивления глаза на лоб лезут»41. Значение имело лишь количество зерна, оказавше­еся в руках государства, а отнюдь не общий объем произведенного хлеба. Как позднее отмечал секретарь ЦК ВКП(б) Жданов, говоря об упразднении карточной системы: «Чем объясняется наше благо­получие, наше равновесие в отношении хлеба... Количеством этого хлеба, хлебного фонда, сосредоточенного в руках государства. Этот момент имеет первостепенное значение, и его ни на минуту нельзя упускать из виду»42. Сталин подчеркивал важность единой (низкой) закупочной цены и сетовал на «наличие большого количества го­родских спекулянтов на хлебном рынке или около хлебного рынка, отбивающих у государства крестьянский хлеб и - главное - созда­ющих атмосферу сдержанности среди держателей хлеба»43. Сталин

37 Lih L. et al. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. P. 47.

38 Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост. О.В. Хлевнюк и др. М., 2001. С. 478.

39 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гт. / Сост. Л. Кошелева и др. М.: Россия молодая, 1995. С. 198.

40 Там же. С. 156.

41 Там же. С. 170.

а Это заявление Жданова взято из одной из немногих дошедших до нас стено­грамм заседания комиссии Политбюро (21 ноября 1934 года) по вопросу о переда­че сельскохозяйственных децентрализованных заготовок в ведение наркомата внут­ренней торговли. Сталинское Политбюро в 30-е годы / Сост. О.В. Хлевнюк и др. М.: АИРО-ХХ, 1995. С. 54.

43 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 141.

55

клеймил частных торговцев как «вредителей», «уголовников и бан­дитов» и «врагов государства». В письме от 1 сентября 1929 года Сталин доказывал, что хлебозаготовки должны осуществляться одной государственной организацией-монополистом (вместо трех государственных организаций): «Без такой реформы конкуренция и ее результаты неизбежны»44. О том же говорил и Жданов: «...не позволять сталкиваться в одном районе большому количеству заго­товителей, ибо там, где есть столкновение, там есть и конкуренция, поднимаются цены и т.д.»45

Из сталинской корреспонденции видно, что диктатор был очень хорошо осведомлен о ходе хлебозаготовительных кампаний. Он лично устанавливал план по закупкам зерна; 22 августа 1931 года Сталин пишет Кагановичу: «Придется немного снизить план сиби­рякам и средневолжцам. Боюсь, что Нижней Волге тоже придется несколько снизить. Можно было бы дать Средней Волге 100 мил­лионов пудов, Западной Сибири 85, а когда Нижняя Волга возбу­дит вопрос - дать ей 100 миллионов. Сообразно с этим придется уменьшить фонд зерна на животноводство со 100 миллионов пудов до 60 или 50 мил.»46 На протяжении 1930-х годов Сталин неод­нократно получал петиции региональных властей с просьбами пони­зить план хлебозаготовок. Большинство из них Сталин отклонял, но в некоторых случаях все же шел на уступки. Фактически, в середине 1930-х годов этот вопрос был центральным в переписке Сталина с Кагановичем. Каганович обычно переадресовывал Сталину посту­павшие петиции с вопросом: «Просим сообщить Ваше мнение»47. Сталин вел строгий учет того, сколько зерна было собрано, кем и кого нужно наказать за невыполнение поставленных задач. В пись­ме к Молотову от 29 августа 1929 года он писал: «Хлебозаготовки пошли хорошо. Держитесь твердой политики в отношении Сибири, Казахстана, Башкирии. Никаких уступок Эйхе и другим товарищам, желающим улизнуть от тяжелой обязанности. Мы должны и можем накопить 100 мил[лионов] пудов неприкосновенного запаса, если мы в самом деле большевики, а не пустые болтуны»48. Стенограмма октябрьского (1931) пленума ЦК ВКП(б) показывает, как именно Сталин обходился с подобными просьбами. Партийные секретари Средне- и Нижневолжского краёв просили понизить план хлебоза­готовок в связи с засухой: «Я должен прямо доложить Пленуму, что

44 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 158-159.

45 Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 53.

46 Сталин и Каганович. Переписка. С. 59.

47 Там же. С. 632,639,688,696.

48 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 156.

56

в связи с плохим урожаем, вызванным засухой на Нижней Волге, мы не можем выполнить утвержденный нам план». Во второй поло­вине дня, после встречи Сталина с партийными секретарями, Анас­тас Микоян, нарком снабжения, объявил о сокращении плановых заданий для одних областей и соответственно об увеличении для других. Партийный секретарь Казахстана Голощекин начал протес­товать против увеличения плана для его региона: «В любом случае, я должен сказать, что 55 миллионов цифра совершенно невозмож­ная». На что Микоян резко возразил: «Я Вам зачитал официальный документ, решение Политбюро - 55 миллионов помимо риса. Это совершенно точная цифра. Я не знаю, зачем Вы смешиваете разные вещи»49. Сталина особенно раздражало, когда высшие партийные руководители, назначенные в зерновые регионы, не могли обеспе­чить выполнение плановых заданий50.

Сталин был твердо убежден, что без наказаний и без примене­ния силы многого не достигнешь. Его директивы пестрят вырази­тельными приказами: «применить карательные санкции», «отдать под суд» или «наказать подлых вредителей». В письме к Моло­тову от 16 сентября 1926 года он приказал «немедля сместить нарушителей политики цен по заготовкам и предать суду, опуб­ликовав имена и фамилии преступников»51. 10 августа 1929 года Сталин дал Молотову следующую инструкцию: «Выявлять и не­медленно предавать суду (с немедленным отрешением от долж­ности) всех уличенных в конкуренции хлебозаготовителей, как безусловно чуждых и нэпманских элементов»52.

Коллективизация стала тем институциональным механизмом, с помощью которого осуществлялся контроль над хлебозаготов­ками. Если бы крестьяне согласились продавать государству хлеб по тем ценам, по которым оно хотело покупать, не было бы ника­кой необходимости в коллективизации. Как признался Микоян в июле 1929 года: «Боюсь, что мое утверждение посчитают ересью, но я уверен, что если бы не было проблем с хлебом, вопрос спло­ченных коллективных хозяйств... не ставился бы в данный мо­мент с таким напором, размахом и с такой силой... Если бы хлеба было в избытке, в настоящее время мы бы были не настолько за­няты проблемой создания совхозов и колхозов»53.

49 Пит по: Davies R.W. Making Economic Policy // Behind the Facade of Stalin's Command Economy / Ed. by P. Gregory. Stanford, Calif.: Hoover Institution Press, 2001. P. 69-70.

50 Сталин и Каганович. Переписка. С. 74, 164, 225.

51 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 91.

52 Там же. С. 142.

53 Заявление Микояна было опубликовано в «Правде» 27 июня 1929 г. Цитиру-

57

Рис. 2.3. Производство зерна и хлебозаготовки в Советском Союзе

Источник: Gregory P., Stuart R. Russian and Soviet Economic Performance and Structure. Boston: Addison Wesley Longman, Inc., 2001. P. 77.

Благодаря коллективизации Сталину удалось достичь одной из его экономических целей: обеспечить гарантированные постав­ки хлеба по низким ценам. Как видно из рисунка 2.3, с 1929 по 1938 год объем государственных хлебозаготовок постепенно возрастал, несмотря на отсутствие увеличения производства. Коллективизация действительно передала контроль над произ­водством зерна в руки государства. Предпринимая неудачную попытку обелить себя, Преображенский с энтузиазмом заявил на XVII съезде партии: «Коллективизация - ведь в этом все дело! Был ли у меня прогноз коллективизации? Его не было»54. Ком­ментируя его слова, один из исследователей заметил: «[Преобра­женский] оказался достаточно осторожен, чтобы умолчать о том, что и Сталин в разгар дискуссии об индустриализации не делал подобного прогноза; и достаточно мудр, чтобы не обратить вни­мание на то, что решение о коллективизации основывалось не на незаурядной интеллектуальной проницательности, а на несрав­нимо более высокой решимости раздавить своего противника»55.

Колхозы и политика

Решение о принудительной коллективизации развязало крес­тьянскую войну против Советской власти. Согласно докладам

ется по: Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 120.

54 Цитируется no: Erlich A. The Soviet Industrialization Debate. P. 177.

55 Ibid. P. 144.

58

секретной полиции, произошло 1300 крестьянских бунтов в 1929 году; только в феврале этого года состоялось 136 массовых крестьянских волнений, в которых участвовало около четверти миллиона человек. В 1930 году только по делам, которые рассле­довало ОГПУ, было приговорено к расстрелу более двадцати ты­сяч человек56. Как видно из рисунка 2.3, в 1931 и 1932 годах про­изводство зерна снизилось, в то время как объем хлебозаготовок вырос. С уменьшением производства при увеличении количества изъятого зерна в стране начался голод, на который Политбюро ответило введением драконовских мер. Районы, в которых свиреп­ствовал голод, были обязаны выполнять план по хлебозаготовкам под страхом жесточайших наказаний, вплоть до депортации целых сел. Умирающих от голода людей предавали суду, если их уличали в хищении зерна. Рис. 2.3 показывает отсутствие роста производ­ства зерна в будущем. В 1938 году производство зерна ненамного превышало уровень начала коллективизации.

Несмотря на массовые беспорядки и голод, Сталин и Политбюро смогли выжать запланированное количество зерна по низким це­нам. Возможно, именно поэтому сам Сталин считал своим наивыс­шим достижением насаждение советской власти в деревне. Несом­ненно во время революции подобное применение силы потерпело бы крах. В 1917 году население России составляло 165 миллионов человек, из которых 134 миллиона проживали в сельской местнос­ти57. То есть более четырех пятых населения страны проживало в де­ревне. Большевистская партия опиралась в основном на горожан. В 1917 году в партии состояло всего 494 крестьянина, а до 1917 года вообще существовало только четыре сельские партийные ячейки. В октябре 1928 года из 1,4 миллиона членов и кандидатов в члены партии всего лишь 198 тысяч составляли крестьяне или сельскохо­зяйственные рабочие. На каждые 125 крестьянских хозяйств при­ходился только один член партии - крестьянин. По словам Э. Kap­pa (Е.Н. Сагг): «Многие жители деревни вообще никогда не видели живого коммуниста, за исключением должностных лиц, изредка на­ведывающихся в деревню»58. Будучи архитектором советской дикта­туры, Сталин никак не мог быть удовлетворен тем, что четыре пятых его подданных остаются фактически вне его контроля.

56 Эти цифры приводятся О.В. Хлевнюком. Хлевнюк О.В. Политбюро: Меха­низмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996. С. 17-79.

57 Народное хозяйство СССР за 70 лет. М.: Финансы и статистика, 1987. С. 5.

58 Эти данные и цитаты впервые были приведены Э. Карром (Е.Н. Сагг). Здесь цитируются по: Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 51-52.

59

g Таблица 2.2. Массовые выступления крестьян в 1930 г.

(по СССР в целом) *

 

Месяцы массовых выступле­ний Всего массовых выступле­ний Выступ­ления с преобла­данием женщин Причины   

Коллек­тивизация Изъятие и ущемле­ние анти­советских элементов Закрытие церквей, снятие ко­локолов Посев­ная и уборочная кампании Хлебо- и мясозаго­товки Нало­говая кампания Продза-трудне-ния Недо­статок промтова­ров Прочие   

Январь 402 229 158 68 159 7 2 4 4   

Февраль 1048 379 723 178 103 19 2 1 9 13   

Март 6528 1172 5010 749 514 160 2 5 65 23   

Апрель 1992 550 789 457 391 147 2 172 34   

Май 1372 486 284 338 126 154 3 1 433 36   

Июнь 886 301 175 214 69 37 4 1 348 3 35   

Июль 618 167 170 177 38 9 29 2 141 5 47   

Август 256 105 50 61 25 7 73 1 17 3 19   

Сентябрь 159 82 12 40 10 2 65 3 9 7 11   

Октябрь 270 141 6 33 23 1 173 11 9 2 12   

Ноябрь 129 56 3 17 12 1 67 3 10 6 10   

Декабрь 91 44 2 7 17 36 11 3 1 14   

Всего за 1930 г. 13754 3712 7382 2339 1487 544 456 41 1220 27 258  

* Центральный архив ФСБ РФ. Секретно-политический отдел ОГПУ. Докладная записка о классовой борьбе в деревне в 1930 году. С. 32. Источник: Берелович А., Данилов В. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, 1923-1929. М.: РОССПЭН, 2000. С. 18.

Сталин не был удовлетворен развитием событий в деревне. За ситуацией в деревне партия следила по секретным сводкам орга­нов госбезопасности (сменивших несколько названий: ВЧК, ОГПУ, НКВД)59. Как заметил первый глава советской тайной полиции Феликс Дзержинский, эти сводки «дают одностороннюю картину-сплошную черную - без правильной перспективы»60. В своих свод­ках ВЧК/ОГПУ/НКВД подстраивался под настроение партийных лидеров. Непосредственно перед изгнанием Троцкого в сводках утверждалось, что крестьяне объявляли: «Троцкий-наш вождь»61. После разрыва с правыми сводки стали сообщать о поддержке пра­вых62. В лучшем случае, согласно сводкам, крестьяне были безраз­личны к политическим вопросам63. В 1928 году крестьяне высту­пили против государственной антирелигиозной кампании: «Мы во что бы то ни стало должны удержать церковь»64. После начала при­нудительной коллективизации крестьянское сопротивление стало главной темой сводок, изобилующих статистическими данными о кулацком сопротивлении, раскулачивании, об арестах, о числе сосланных крестьян, переведенных в переселенческие центры, о количестве крестьян, убитых и раненных при побегах. Крестьян пытались запугать: если вы не сдадите хлеб, вас объявят врагом Советской власти, и ваше имя будет занесено в черный список65. Таблица 2.2 воспроизводит итоговую таблицу ОГПУ, обобщавшую данные о четырнадцати тысячах крестьянских бунтов 1930 года. Сопроводительная записка к таблице дает возможность ощутить атмосферу, царившую в деревне на протяжении 1920-х годов66.

59 Берелович А., Данилов В. Советская деревня глазами... Т. 1,2.

60 Там же. Т. 2. С. 7.

61 Там же. С. 611.

62 Там же. С 1019.

63 Там же. Т. 1.С. 668.

64 Там же. Т. 2. С. 825.

65 Там же. Т. 1.С. 328.

66 Там же. С. 707-716.

«Смоленская губ. (11 ноября 1922 г.): ...отмечается появление зарубежной банды численностью в 100 человек. Банда совершает нападения на совработников...

Московская губ. (17 ноября 1922 г.): ...При перевыборах Солнечногорского волсовета благодаря агитации список кандидатов от ячейки РКП был отклонен. В результате в волсовет были выбраны один коммунист, четыре беспартийных и один агитировавший против членов РКП... Отмечены случаи агитации кулаков против продналога...

Новониколаевская губ. (4 ноября 1922 г.): ...Председатель выездной сессии губревтрибунала... пьянствовал вместе с продработниками, покупая у крестьян самогон и обменивая его на муку, принадлежащую красноармейцам...

6i

Крестьянское сопротивление Советской власти было неотъ­емлемой частью советской действительности 1920 - начала 1930-х годов, что отразилось в секретных сводках. Соответствен­но советское руководство рассматривало принудительную кол­лективизацию как способ получения контроля над враждебно на­строенной деревней. Большевистское руководство рассчитывало получить союзников в лице наиболее бедных крестьян, настро­ив их против кулаков. Партийная дискуссия о судьбе кулаков длилась более года. Многие считали, что собственность кулаков должна быть экспроприирована, но после этого их можно будет принимать в колхозы. В своей речи на заключительном заседа­нии Всесоюзной конференции аграрников-марксистов 27 дека­бря 1929 года Сталин вынес кулакам приговор: «Снявши голову, по волосам не плачут... можно ли пустить кулака в колхоз. Конеч­но, нельзя его пускать в колхоз. Нельзя, так как он является за­клятым врагом колхозного движения»67. Решение не принимать кулаков в колхозы означало для них либо депортацию, либо фи­зическое уничтожение, либо, в лучшем случае, побег и последу­ющую анонимную жизнь в городе. Коллективизация дала Гулагу первое большое пополнение. На 1 января 1933 года в лагерях со­держалось 334 тысячи заключенных, и ещё 1,142 миллиона че­

Тамбовская губ. (17 ноября 1922 г.): Настроение крестьян к Советской власти неудовлетворительное, к РКП большей частью безразличное... В некоторых уездах создаются крестьянские комитеты общественной взаимопомощи...

Новгородская губ. (15 ноября 1922 г.): ...В губернии работают шесть выездных сессий нарсуда и две сессии ревтрибунала. С начала кампании были подвергнуты аресту 3064 человека, пени наложены на 308 человек, преданы нарсуду 620 человек, из коих осуждены 93, переданы суду ревтрибунала 161 человек...

Тюменская губ. (11 ноября 1922 г.): ...В Ялуторовском у. кулаки ведут агитацию против Советской власти...

Тверская губ. (2 декабря 1922 г.): ...некоторые группы [крестьян] отказываются от участия в выборах, мотивируя отказ тем, что сельсоветы не нужны...

Рязанская губ. (11 декабря 1922 г.): Настроение крестьян подавленное в связи с многочисленными налогообложениями. По этой причине отношение крестьян к Советской власти неудовлетворительное... Отношение крестьян к РКП безразличное, что объясняется отсутствием политработы среди крестьян, к кооперативам - также безразличное, так как кооперативы не удовлетворяют насущных потребностей. За несдачу продналога подвергнуты административному аресту 1699 человек... должностных лиц подвергнуто административному аресту 9 человек...

Армения (25 декабря 1922 г.): ...Крестьяне... отказались сдать продналог, заявив, что они не признают Армянского правительства».

67 Речь Сталина была опубликована в «Правде» 29 декабря 1929 года. Цитиру­ется по: Davies R.W. The Socialist Offensive. P. 197-198.

62

ловек проживало в спецпоселениях. В основном это были жертвы коллективизации68.

Для усиления Советской власти в деревне Сталин назначил на должность наркома земледелия бывшего заместителя нарко­ма Рабоче-крестьянской инспекции Я.А. Яковлева. Близкий по­мощник Сталина А. Микоян, нарком торговли, следил за ходом хлебозаготовок. Другие члены Политбюро постоянно инструкти­ровали сельскохозяйственные организации69. Они несли личную ответственность за выполнение плана хлебозаготовок в конкрет­ных регионах70. Тысячи партийных активистов были направлены в сельскую местность. Подразделения ОГПУ/НКВД действовали во всех районах страны. В марте 1930 г. Политбюро предостави­ло ряду работников широкие полномочия, вплоть до вынесения смертных приговоров71.

Выводы

В этой главе мы попытались восстановить логику принятия решения о проведении принудительной коллективизации, реше­ния, обрекшего советское сельское хозяйство на прозябание и низкую эффективность вплоть до конца советской истории, за­кончившейся в 1991 году. Страна, которая была вторым в мире производителем и экспортером сельхозпродукции, оказалась не в состоянии прокормить даже собственное население и в нача­ле 1960-х годов была вынуждена прибегнуть к импорту зерна, которое она закупала у своего злейшего врага - Соединенных Штатов. До этого безразличие Сталина к страданиям деревни позволяло ему игнорировать необходимость обращения к им­порту хлеба, аргументируя это тем, что ввоз зерна стал бы «поли­тическим минусом», который могли использовать иностранцы, кричащие «о недостатке хлеба в СССР»72. По расчетам Сталина и Политбюро, выгоды, полученные от применения силы в дерев­не, превосходили все издержки. Экономическая логика коллек­тивизации была сформулирована Преображенским в его теории

68 Khlevnyuk О. The Economy of the Gulag // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 116.

69 Davies R.W. The Soviet Collective Farm, 1929-1930. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1980. P. 7-8.

70 Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 115.

71 Там же. С. 63-65. Тройкам на Украине (тт. Балицкий, Карлсон и Леплевский) и в Западной Сибири (тройка под председательством т. Эйхе) было предоставлено право назначать высшую меру наказания.

72 Сталин и Каганович. Переписка. С. 462.

63

«первоначального социалистического накопления капитала», по которой надо было пожертвовать уровнем жизни сельскохозяйст­венных работников ради получения капитала для инвестиций в промышленность. В середине 1920-х годов, когда Преображен­ский разработал свою теорию, ее невозможно было реализовать. Крестьяне не собирались добровольно отдавать зерно государст­ву по ценам ниже себестоимости. Вклад Сталина в идею перво­начального накопления заключался в создании механизма, осно­ванного на применении силы, с помощью которого можно было отобрать «излишки» у крестьян. Курс на накопление капитала проводился настолько последовательно и твердо, что мы вполне можем рассматривать накопление капитала как четвертый прин­цип, лежащий в основе советской системы, наряду с первыми тремя: государственной собственностью, планированием и веду­щей ролью партии.

Коллективизация, основанная на применении силы в деревне, укладывается как в рамки модели «оседлого грабителя», так и в рамки модели диктатора, нацеленного на максимизацию власти (диктатора-эгоиста). «Оседлый грабитель», убежденный - вер­но или ошибочно, - что ресурсы, необходимые для индустриа­лизации, надо взять из сельского хозяйства, принимает решение о завоевании максимальной политической власти над деревней. Диктатор-эгоист, не связанный какими-либо экономическими це­лями, не может допустить существование политической системы, при которой он не контролирует три четверти населения страны. Коллективизация и жесткое давление на региональных лидеров не могли быть действиями диктатора-рефери, который сам дейст­вует под давлением групп влияния. Решение о начале коллекти­визации не было принято вследствие лоббирования; это решение было принято и реализовано на высшем уровне.

Рис. 2.2 показывает противоречие между принципом перво­начального накопления капитала и политикой нэпа. Пока крес­тьяне имели право продавать хлеб на рынке, государство было не в состоянии заготавливать хлеб по тем низким ценам, которые оно было согласно за него платить. Так называемые кризисы хле­бозаготовок, послужившие официальным обоснованием начала коллективизации, нельзя считать проявлением «несостоятель­ности» частного сельского хозяйства. Советское сельское хозяй­ство, в том виде, в котором оно существовало во время нэпа, раз­вивалось быстрыми темпами. Это развитие замедлилось лишь в силу возросшего регулирования. Несмотря на то что очень слож­но произвести точный подсчет, весьма вероятно, что во время

64

нэпа крестьяне производили, потребляли сами или скармливали скоту больше хлеба, чем когда бы то ни было до этого. Их реаль­ные доходы неуклонно возрастали. Единственное, чего они не делали, - не продавали свой хлеб государству по низким ценам. Чрезвычайные меры, а затем и принудительная коллективизация стали своего рода громадной битвой за контроль над распределе­нием доходов. Партийные лидеры были твердо убеждены, что нэп дал слишком много деревне (в виде дохода от продаж и в виде потребления собственной продукции) и слишком мало городу. Великий перелом заложил основы тоталитарной системы, кото­рая должна была изменить распределение доходов, проводя его в ущерб крестьянству.

Главными принципами большевистской партии были госу­дарственная собственность, планирование и ведущая роль пар­тии. Эти три принципа состояли в прямом противоречии с поли­тикой нэпа, следовательно, любое решение в пользу продолжения новой экономической политики в сельском хозяйстве потенци­ально означало отказ от этих принципов. Правые выступали в за­щиту смешанной экономики нэпа, и, если бы им удалось одержать победу и продолжить новую экономическую политику, админист­ративно-командная система так никогда и не была бы создана. Вместо неё возникла бы рыночная экономика, регулируемая го­сударством с политической системой, допускающей существо­вание различных точек зрения. В долгосрочной перспективе это привело бы к созданию экономики, несильно отличающейся от регулируемых экономик, существовавших накануне Второй ми­ровой войны в Европе. Однако Сталин одержал победу не только благодаря своему политическому мастерству и жестокости. Пра­вые отошли от главных принципов большевистской партии, а эти принципы поддерживались рядовыми членами партии. Сталин одержал победу, поскольку он понимал этот простой факт.

Коллективизация проводилась в соответствии с логикой первоначального накопления капитала. Советское руководство предполагало, что капитал, необходимый для промышленных инвестиций, можно получить, закупая хлеб по низким ценам и продавая его по высоким. Согласно модели расширенного вос­производства, предложенной Марксом, бедная страна должна создать основной капитал в кратчайшие сроки. Упрощая: любая стратегия, сокращающая потребление (например, при помощи урезания крестьянских доходов) увеличивает сбережения, кото­рые являются разницей между производством и потреблением. В какой-то мере теория первоначального накопления капитала

65

себя оправдала, поскольку с 1928 по 1937 год доля капиталовло­жений удвоилась. Правда, остается открытым вопрос: произошло ли это увеличение за счет падения уровня жизни только крес­тьян вследствие коллективизации, или же рост инвестиций был достигнут за счет сокращения потребления в целом в обществе? Один из крупнейших исследователей советского экономического роста, Абрам Бергсон, ответил на этот вопрос следующим обра­зом: «Вопреки господствующему мнению, во время сталинских пятилеток рацион рабочих был ничем не лучше рациона крес­тьян»73. Другими словами, что-то было не так в сталинском пер­воначальном накоплении капитала!

Чтобы выращивать хлеб, необходимы земля, труд и капитал. Сельскохозяйственный капитал включает в себя постройки, ма­териально-производственные запасы, сельскохозяйственное оборудование, тягловый скот. При условии сокращения интен­сивности трудовых усилий или капитала в ходе принудительной коллективизации понижение уровня жизни крестьян не обяза­тельно вело к созданию избыточного капитала, так как сам объем производства сокращался. Из источников четко видно, насколько серьезным ударом для сельского хозяйства стал массовый забой скота, включая лошадей и быков, которые традиционно являлись тягловой силой в сельском хозяйстве России. Сокращение по­головья крупного домашнего скота было огромным: в 1933 году его численность составила 40 процентов от уровня 1928 года74. Принимая во внимание массовое крестьянское сопротивление коллективизации, интенсивность трудовых усилий крестьян, их заинтересованность в труде также должны были снизиться. Если в середине 1920-х годов сотрудникам ОГПУ, работавшим в деревне, приходилось придумывать различные «заговоры» в пользу правой и левой оппозиции, то теперь они могли просто документировать реальные правонарушения крестьян, выступав­ших против коллективизации. Учитывая, что коллективизация уменьшила основной сельскохозяйственный капитал и привела к уменьшению интенсивности трудовых усилий крестьян, остается неясным, привело ли снижение уровня жизни крестьян к созда­нию хоть какого-то дополнительного капитала. Наиболее четкий ответ о вкладе сельского хозяйства в создание избыточного капи­тала можно получить, отделив приток промышленных товаров в сельское хозяйство от притока сельхозпродукции в город, соста-

73 Bergson A. The Real National Income of Soviet Russia Since 1928. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1961. P. 257.

74 Hunter H., Szyrmer J. Faulty Foundations. P. 228.

66

вив своего рода платежный баланс город-деревня. Расчеты, про­ведённые Джеймсом Милларом (James Millar), Майклом Элма-ном (Michael Ellman) и советским экономистом А.А. Барсовым, показывают, что в действительности никакого дополнительного капитала создано не было75. Этот вывод интригует, особенно если учесть возрастающие поставки хлеба в города (см. рис. 2.3). Раз­гадка состоит в том, что промышленность производила тракто­ры и комбайны, чтобы восполнить потери сельского хозяйства в тягловой силе, - отсюда обратный поток продукции в сельское хозяйство. Таким образом, увеличение темпов роста капитало­вложений происходило за счет общего понижения уровня жизни, как колхозников, так и промышленных рабочих.

То, что казалось простой и правильной стратегией, - собрать дань с сельского хозяйства для обеспечения инвестиций в про­мышленность - неожиданно превратилось в сложную проблему с непредсказуемыми последствиями. В самом начале этой главы показано, какой эффект произвела коллективизация на стиму­лы к труду у крестьян. Даже Сталин признавал, что сельское хо­зяйство не может функционировать без материальных стимулов к труду. В июне 1932 года, чтобы ускорить рост производства, Сталин приказал направить «максимум ширпотребных товаров в хлебные, сахарные (свекловичные) и хлопковые области»76. В сентябре 1934 года Сталин приказал «повысить цену на закупа­емый хлеб в сравнении с нынешними закупочными ценами по пшенице - на 15 копеек на пуд и по ржи - на Ю»77. Сталин и Политбюро, которые раньше были против любых ограничений, налагаемых экономическими законами, вдруг обнаружили, что попали в сети самого элементарного экономического закона -необходимости наличия экономических стимулов для увеличе­ния производительности труда и роста производства.

75 Millar J. Soviet Rapid Development and the Agricultural Surplus Hypothesis // Soviet Studies. 1970. Vol 22. № 1; Ellman M. Did the Agricultural Surplus Provide the Resources for the Increase in Investment in the USSR During the First Five-Year Plan? // Economic Journal. 1975. Vol. 85. № 4; Vyas A. Primary Accumulation in the USSR Revisited // Cambridge Journal of Economics. 1979. Vol 3. № 3. P. 119-130.

76 Сталин и Каганович. Переписка. С. 162.

77 Там же. С. 478.

Глава 3

ПРИНЦИПЫ УПРАВЛЕНИЯ

Из стенограммы опроса СИ. Сырцова, председателя СНК РСФСР и канди­дата в члены Политбюро, обвиненного в критике деятельности Политбюро и Ста­лина, комиссией ЦКК ВКП(б) под председательством С. Орджоникидзе, 23 ок­тября 1930 года:

Сырцов: Мне кажется, ненормальным является положение, при котором це­лый ряд решений Политбюро предрешается определенной группой. Я вполне понимаю, когда из неё исключается Рыков, как человек, допустивший правые ошибки и ведущий неправильную политическую линию, но насколько я себе представляю, что в составе этой руководящей группы совершенно не участвуют и являются механическими членами Политбюро Куйбышев, Рудзутак, Калинин, и это создает такое положение, при котором...

Орджоникидзе (прерывая): Кто же составляет эту группу?

Сырцов: Остальные за этим вычетом, очевидно, или часть этих остальных.

Орджоникидзе: Раз ты говоришь, так ты и должен знать.

Сырцов: И этим я объясняю то обстоятельство, что по целому ряду вопросов отдельные представители Политбюро при другом обсуждении, при другом подхо­де они не были бы связаны предварительным обсуждением и ставили бы вопросы несколько иначе...1

Из стенограммы объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК ВКП(б), постановившего исключить Сырцова из ЦК ВКП(б), 4 ноября 1930 года:

Орджоникидзе: Каждый член партии может и должен обратиться в ЦК своей партии, если у него есть сомнения и неясность по тому или другому вопросу, за разъ­яснением. Партия должна помочь таким товарищам разрешить свои сомнения и ко­лебания, спасти его от этого и поставить его на правильный большевистский путь. За это их не только никто не привлекает к партийной ответственности, а напротив, все­мерно им надо помочь. Но когда они делают секретом Нусинова, Каврайского против ЦК, тогда дело принимает характер явно антипартийный. Недаром Ломинадзе умал­чивает, почему он предлагал Нусинову держать всё в секрете. Спрашивается, можно ли иметь в штабе нашей партии людей, которые двурушничают?

Сталин: Нельзя2.

1 Сталинское Политбюро в 30-е годы / Сост. О.В. Хлевнюк и др. М.: АИРО-ХХ, 1995. С. 99-100.

2 Там же. С. 104.

68

Борьба за власть

В этой главе речь пойдет о борьбе за власть, разразившейся после смерти В.И. Ленина в январе 1924 года, в ходе которой сложились принципы управления административно-командной системой. Борьба велась за контроль над высшим партийным ор­ганом, Политбюро, в котором на декабрь 1927 года состояло де­вять членов с правом решающего голоса. Иосиф Сталин занимал должность Генерального секретаря. Н.И. Бухарин, А.И. Рыков и М.П. Томский составляли правую оппозицию, поддерживавшую продолжение политики нэпа. Остальные пять членов-В.В. Куй­бышев (член партии с 1904 года), В.М. Молотов (член партии с 1906 года), К.Е. Ворошилов (член партии с 1903 года), М.И. Ка­линин (член партии с 1898 года) и Я.Э. Рудзутак (член партии с 1905 года)-колебались. Сильно пьющий Куйбышев занимал различные административно-хозяйственные посты. В конце 1920-х гг. он возглавлял ВСНХ СССР, а позже был назначен председателем Госплана. Безобидный Калинин возглавлял Цент­ральный Исполнительный Комитет (ЦИК СССР). Ворошилов был наркомом по военным и морским делам СССР. Рудзутак за­нимал пост заместителя председателя СНК и возглавлял нарко­мат Рабоче-крестьянской инспекции. Сталину необходимо было заручиться поддержкой этих пяти членов Политбюро, для того чтобы уничтожить правую оппозицию. Спустя всего три года (в декабре 1930 года) в состав Политбюро входило десять членов, при этом среди них не осталось ни одного представителя правой оппозиции. На место Бухарина, Рыкова и Томского пришли вер­ные сторонники Сталина: Л.М. Каганович, секретарь ЦК ВКП(б), Серго Орджоникидзе, новый председатель ВСНХ СССР, и два региональных партийных руководителя - СМ. Киров из Ленин­града и СВ. Косиор с Украины. Именно в этот период, в 1927— 1929 годах, и было создано Политбюро, одобрившее решение о начале Великого перелома.

Путь Сталина к политической победе подтверждает предпо­ложение Ф.А. Хайека о том, что победителем в борьбе за власть станет лидер, превосходящий своих противников в жестокости. Несмотря на то что в середине 1920-х годов Сталин был при­знанным мастером политической интриги и контролировал на­значения на ключевые должности в партийном аппарате, будучи отнюдь «не пустым местом», как утверждает более ранняя лите­ратура, его более известные соперники имели, казалось, больше

69

шансов на победу3. Так, Рыков (член партии с 1898 года) заме­нил Ленина на посту главы правительства; Бухарин (член партии с 1906 года) считался главным «теоретиком» партии и занимал пост редактора официальной партийной газеты; Томский (член партии с 1904 года) имел сильную поддержку профсоюзов. Пе­ред Сталиным стояла нелегкая задача - заручиться поддержкой остальных в борьбе с этими троими. Члены Политбюро находи­лись в дружеских отношениях между собой, а их семьи вместе жили в Кремле. Ранее заручиться поддержкой против Троцкого было несложно, поскольку остальные члены Политбюро его не­навидели.

В то время оппоненты Сталина ещё не знали, что вопрос пре­емственности был для них вопросом жизни и смерти в самом прямом смысле - четверо из девяти членов, входивших в Полит­бюро в декабре 1927 года, были расстреляны, и один умер ес­тественной смертью в 1935-м году. Бухарин по сути предсказал свою судьбу в эмоциональном письме к Сталину от 14 октября 1930 года, за семь лет до своей казни:

Коба. Я после разговора по телефону ушел тотчас же со службы в состоянии отчаяния. Не потому, что ты меня «напугал», - ты меня не напугаешь и не запу­гаешь. А потому, что те чудовищные обвинения, которые ты мне бросил, ясно ука­зывают на существование какой-то дьявольской, гнусной и низкой провокации, которой ты веришь, на которой строишь свою политику и которая до добра не до­ведет, хотя бы ты и уничтожил меня физически так же успешно, как ты уничтожа­ешь меня политически...4

Жестокость Сталина, его коварство и знание людей сослужи­ли ему отличную службу в схватке за власть. Он осуждал любые неофициальные встречи членов Политбюро (хотя не так давно он сам устраивал подобные встречи, собирая членов Политбюро без Троцкого)5, но в то же время сам в частном порядке пытался воз­действовать на членов Политбюро и призывал своих сторонников действовать так же. В августе 1928 года Сталин писал Молотову:

Был у Серго. Настроение у него хорошее. Он твердо стоит и решительно за линию ЦК, против колеблющихся и шатающихся... У Серго был, оказывается,

3 Rees Е. A. Leaders and Their Institutions // Behind the Facade of Stalin's Command Economy / Ed. by P. Gregory. Stanford, Calif.: Hoover Institution Press, 2001. P. 35-60.

4 Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996. С. 38.

5 Rees Е.А., Watson D.H. Politburo and Sovnarkom // Decision Making in the Stalin Command Economy, 1932-1937 / Ed. by E.A. Rees. London: MacMillan, 1997. P. 11.

70

Андреев... беседовал с ним. По мнению Серго, Андреев стоит твердо за линию ЦК. Томский, оказывается, пытался (во время пленума) «разложить» его... но не уда­лось «заманить» Андреева... Ни в коем случае нельзя дать Томскому (или кому-либо другому) «подкачать» Куйбышева или Микояна. Не можешь ли прислать письмо Томского против Куйбышева?6

Сталин детально анализировал довольно безобидные статьи Бухарина (которые ранее сам одобрил), выявляя идеологические «ошибки». Любая неофициальная встреча могла быть объявле­на им нарушением партийной дисциплины. Чтобы запугать Ка­линина, Сталин использовал его встречу с дискредитированным экономистом Н.Д. Кондратьевым7. Любое неофициальное обсуж­дение политики партии рассматривалось как ослабление партий­ной дисциплины и превращение партии в дискуссионный клуб8. Ворошилова Сталин шантажировал сфабрикованным «заговором военных»9. Впавших в немилость членов партии Сталин клеймил как «слабых», «гнилых», «не наших» или называл их бюрократа­ми, «самомнению которых нет пределов»10.

Окончательной победы Сталин добился в апреле 1929 года, когда он, наконец, смог сформировать в Политбюро большинст­во, обвинившее правых во фракционности11. В ноябре 1929 года Бухарин был исключен из Политбюро по обвинению (как говори­лось в постановлении Политбюро от 22 июля 1929 г.) в вылазках «против решений ЦК на стороне (в "частных" разговорах: "бесе­да" с т. Каменевым - раньше, теперь "беседа" с комсомольцем т. Платоновым и др.)»12. Томский не был переизбран в Политбюро XVI съездом ВКП(б) в июле 1930 года. Рыкова хотя и переизб­рали на этом съезде, но исключили из Политбюро в декабре того

6 Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... С. 22.

7 Там же. С. 35-36.

8 Lih L. et al. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1995. P. 162.

9 Письмо Сталина - Орджоникидзе от 24 сентября 1930 г. Цитируется по: Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... С. 37. В конфиден­циальном письме к Орджоникидзе Сталин непрямо признает возможность фабри­кации: «Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых... Возможно ли это? Конечно возможно, раз оно не исключено».

10 Так Сталин отзывается о Микояне: Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост О.В. Хлевнюк и др. М., 2001. С. 52.

11 Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... Главы 1-2.

12 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гг. / Сост. Л. Кошелева и др. М.: Россия молодая, 1995. С. 128.

71

же года13. Чистки правых не ограничились их тремя лидерами; в 1929-1931 годах из ВКП(б) было исключено около 250 тысяч человек, многие из которых были обвинены в правом уклоне14.

Пять вопросов управления

Борьба за власть в большевистской партии происходила вокруг пяти принципиальных вопросов. Первый: какую экономическую систему выбрать? Результаты дискуссии по этой проблеме - фор­сированная индустриализация, принудительная коллективизация и ликвидация «кулачества как класса» - были обсуждены в преды­дущей главе. Второй вопрос: должна ли Коммунистическая партия четко следовать генеральной линии, или же внутри партии допусти­мы различные мнения? Иначе говоря, допустимо ли существование фракций внутри партии, или она должна быть жестко связана одним политическим курсом? Третий вопрос: можно ли допустить, что­бы государственный аппарат был независим от коммунистической партии и ее аппарата, или же между государственным и партийным аппаратами нет существенной разницы? При жизни Ленина этот вопрос даже не поднимался. Обладая непререкаемым авторитетом, он одновременно возглавлял и государство и партию. Для Сталина вопрос о распределении власти между государственными и партий­ными органами был исключительно важен, поскольку правитель­ство возглавлял один из его главных соперников. Четвертый вопрос: каков допустимый уровень внутрипартийной демократии? В какой мере допустимо влияние рядовых членов партии на центральный аппарат? И наконец, пятый вопрос: будет ли диктатором один чело­век, или же управлять будет коллективный «диктатор»?

Все эти пять вопросов в конечном счете об одной и той же проб­леме - степени централизации власти. Во время нэпа управление экономикой осуществлялось в основном непрямыми методами, ярко выраженный экономический центр отсутствовал, поддержива­лась видимость политического плюрализма. Открытая дискуссия об индустриализации в середине 1920-х годов говорит о толерантном отношении к существованию различных точек зрения. На протяже­нии всего периода нэпа ни политические, ни экономические органы власти не были жестко централизованны. В сущности, в период нэпа существовало нечто вроде негласного договора: «Кто не против нас, тот с нами». С началом процесса свертывания нэпа и построения ад­министративно-командной системы новые механизмы управления

13 Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... С. 24.

14 Там же. С. 21.

72

требовали большей централизации власти. Теперь уже пассивная поддержка решений Политбюро стала неприемлема. При таком по­литическом режиме политические деятели оценивались не исходя из их действий, например таких, как поддержка коллективизации, а исходя из их потаенных мыслей. «Кто не с нами, тот против нас». А поскольку мысли одних людей неведомы остальным, жизнь совет­ской элиты становилась всё опаснее. Теперь их могли обвинить даже не в неправильных действиях, а просто во вредных мыслях.

Выбор экономической системы. Во время борьбы с левой оппозицией Сталин присоединился к большинству Политбюро вместе с Рыковым, Томским и Бухариным - сторонниками уме­ренного курса и противниками идеи революции сверху, отстаива­емой левыми. Умеренные победили в дискуссии об индустриали­зации, изгнав Троцкого. Но они проиграли через три года, когда Сталин убрал их самих из Политбюро и стал действовать теми методами, за которые в свое время критиковал левых15. Политика Великого перелома была одобрена новым большинством Полит­бюро, тщательно подобранным лично Сталиным. Коллективиза­ция и форсированная индустриализация заложили основы адми­нистративно-командной системы, требовавшей новых принципов управления, речь о которых пойдет далее в этой главе.

Соперничество и политическая борьба. Победа над левой оппозицией устранила наиболее грозных политических соперни­ков Сталина, но не решила вопрос политической конкуренции в правящих верхах. Правые четко обозначили свою идеологичес­кую позицию. Они выступали за смешанную экономику, сбалан­сированный рост, сохранение частного крестьянского хозяйства. Поначалу Сталин не высказывался по этим проблемам, но со вре­менем (как показано в предыдущей главе) он пришел к выводу о необходимости проведения коллективизации, ликвидации ку­лачества и использования силы в деревне. В условиях растущих разногласий по столь фундаментальным вопросам необходимо было как-то разрешить конфликт. Исход борьбы с левой оппози­цией решался в процессе сравнительно открытого обсуждения. Каждая сторона излагала свою точку зрения, как в прессе, так и на заседаниях Политбюро (хотя Троцкий и подозревал, что встре­чи Политбюро подготавливались заранее). В середине 1920-х го­дов большевики еще допускали столкновение мнений. Борьба, победу в которой одержало умеренное большинство Политбюро,

15 Lewin М. Russian Peasants and Soviet Power. London: Allen & Unwin, 1958. P. 214-244; Merl S. Der Agrarmarkt und die Neue Okonomische Politik. Munich: Oldenbourg, 1981. S. 313-388.

73

была отчаянной, но открытой. Троцкий сначала был отправлен в ссылку, затем выслан из СССР, переезжал из страны в страну и, в конце концов, оказался в Мексике, где был убит по приказу Сталина. Принятие ключевых решений по социальным и эконо­мическим вопросам оказалось в руках в корне различных людей, среди которых были: партийный «босс» (Сталин), образованный бюрократ (Рыков), алкоголик (Куйбышев), интеллектуал (Буха­рин) и полное ничтожество (Калинин).

Формально девять представителей высшей партийной элиты не имели права встречаться между собой с глазу на глаз. По мно­гим вопросам их мнения были различны. Одно из правил пар­тийной дисциплины обеспечивало достижение временных ком­промиссов: члены Политбюро могли иметь различные мнения по тому или иному вопросу, но после принятия решения его должны были выполнять все, публично поддерживая генеральную линию партии. Действительно, Бухарин, Рыков и Томский подчинялись партийной дисциплине, как образцовые солдаты, и поддержи­вали решения Политбюро, с которыми они лично были не со­гласны. Рыков, будучи главой правительства, проводил полити­ку Великого перелома, несмотря на то что сам ее не одобрял. В долгосрочной перспективе подобная партийная дисциплина для Сталина была неприемлема, поскольку она допускала независи­мое мышление среди членов Политбюро и оставляла на работе должностных лиц, таких, как Рыков, предлагая им выполнять решения, с которыми они сами были не согласны. Сталин терпел только тех, кто думал так же, как он, безоговорочно принимая ге­неральную линию партии.

Подчиняясь партийной дисциплине, члены Политбюро, сом­невавшиеся в правильности политики партии, тем не менее пуб­лично её поддерживали. Для того чтобы отстранить их от руко­водства, Сталину пришлось на основе их статей и публичных выступлений сфабриковать доказательства их отступления от генеральной линии партии. Скептически настроенного Бухари­на исключили из рядов Политбюро в ноябре 1929 года на осно­вании обвинения (согласно решению Политбюро от 22 июля 1929 года) в «замаскированных нападках на линию партии в ре­чах и статьях»16. Рыков всё еще занимал пост председателя Сов­наркома, когда Сталин в июне 1930 года направил его в Сверд­ловск, где он подвергся обвинениям в организации оппозиции. Рыков энергично отстаивал свою верность:

16 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 128.

74

Тов. Румянцев [один из обвинителей Рыкова], а он не рядовой член партии, должен взвешивать свои слова. Мы же члены правящей партии. Я председатель Совнаркома Союза, член Политбюро, и если после моего заявления о том, что я за резолюции голосовал и в составлении некоторых из них принимал участие... если после 7 месяцев моей политической, хозяйственной и советской работы... приходит человек сюда и спрашивает меня: как относишься к генеральной линии партии? - то я в ответ могу сказать только одно: я решительно не понимаю, ка­кие есть основания для такого рода вопросов. Опасность же их мне кажется со­вершенно ясной. Потому что уже сам факт, что ко мне обращаются, как к како­му-то лидеру какой-то группировки... означает внушение партии уверенности, что группировка, созданная при моем участии, в партии существует. Зачем сеять та­кие сомнения?.. А если кто неправильно говорит такие вещи, то наносит этим ве­личайший ущерб единству партии... Поэтому я должен потребовать объяснений, как, почему, и на основании каких данных... тов. Румянцев может предъявить ко мне вопросы, как к лидеру какой-то существующей организации, ставить вопрос, как я отношусь к генеральной линии партии и т. д.17

Правый уклон был ликвидирован, но навязчивая идея Ста­лина о внутрипартийном единстве никуда не делась. Девять дру­гих членов Политбюро, входивших в команду Сталина в декабре 1929 года, были угодливы и податливы, но ничто человеческое было не чуждо и им. Они регулярно расходились во мнениях по мелким и крупным вопросам. Иногда подобные трения грозили превратиться в настоящий раскол, и Сталину, хоть он и не был самым заботливым человеком на земле, приходилось тратить огромное количество времени на усмирение тщеславия своих сподвижников и улаживание их споров. Привычка Орджони­кидзе грубо нападать на остальных членов Политбюро в конеч­ном итоге настроила против него Сталина. После одной из особо яростных стычек с Орджоникидзе Куйбышев потребовал отстав­ки. Сталин, в то время находившийся в отпуске, поручил Кага­новичу уладить эту размолвку: «Всё еще плохо ведёт себя т. Ор­джоникидзе. Последний, видимо, не отдаёт себе отчета в том, что его поведение (с заострением против т.т. Молотова и Куйбышева) ведет объективно к подтачиванию нашей руководящей группы... создает опасность её разрушения»18.

Чтобы сохранить единую линию партии, требовалось создать механизм для решения споров, возникавших между членами По­литбюро. Партийные правила требовали встречи несогласных сторон лицом к лицу (во время конфликта с Бухариным Сталин

17 Цит. по: Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... С. 26.

18 Сталин и Каганович. Переписка. С. 51.

75

предпочел не вспоминать об этом правиле). Для решения спо­ров на высшем уровне собирались специальные заседания По­литбюро. Никаких записей подобных заседаний по решению споров не осталось, но есть указания на то, что в роли посредника на подобных встречах выступал сам Сталин. Описание совеща­ния Политбюро в декабре 1931 года дает возможность понять, как работала эта система: Орджоникидзе, в то время занимавший пост председателя ВСНХ СССР, угрожал отставкой после пред­ложения Молотова разделить его организацию на три наркомата. Политбюро назначило комиссию по вопросу подготовки проекта реорганизации ВСНХ и отставки Орджоникидзе. В нее вошли помимо враждующих сторон, Орджоникидзе и Молотова, Сталин и второй секретарь ЦК Каганович. После этого было созвано спе­циальное заседание Политбюро для разрешения личного спора между Молотовым и Орджоникидзе. Стенограмма этого заседа­ния не сохранилась, возможно, она попросту не велась19. Тем не менее известно, что Орджоникидзе в отставку не подал, ВСНХ был разделен на несколько наркоматов, а Орджоникидзе возгла­вил наркомат тяжелой промышленности.

Независимость государственного аппарата? Последний из соперников Сталина, председатель Совнаркома Рыков, благо­получно пережил первый раунд реализации политики вытесне­ния неугодных и продолжал занимать пост главы правительства. Он был отстранен от должности и изгнан из Политбюро лишь в декабре 1930 года. Будучи генеральным секретарем партии, Сталин боялся, что правительство, возглавляемое Рыковым, представляет угрозу ведущей роли партии. Наибольшую угрозу власти партии, по мнению Сталина, представляло совещание за­мов, повестка заседаний которого устанавливалась без согласова­ния с Политбюро и на чьи заседания мог быть приглашен любой из народных комиссаров. Рыков был не первым, в ком видели подобную угрозу. Еще Троцкий критиковал систему партийных секретарей, работающих на постоянной основе, за бюрократизм, привилегии и оторванность от масс20.

22 сентября 1930 года Сталин направил Молотову письмо с грифом «совершенно секретно», написанное в его обычной мане­ре, следующего содержания:

19 Khlevnyuk О. The People's Commissariat of Heavy Industry // Decision Making in the Stalin Command Economy. P. 104.

20 Getty J.A., Naumov O. The Road to Terror: Stalin and the Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932-1939. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1999. P. 38.

76

Вячеслав!

1) Мне кажется, что нужно к осени разрешить окончательно вопрос о совет­ской верхушке. Это будет вместе с тем разрешением вопроса о руководстве вооб­ще, т. к. партийное и советское переплетены, неотделимы друг от друга. Мое мне­ние на этот счет:

а) нужно освободить Рыкова и Шмидта и разогнать весь их бюрократический консультантско-секретарский аппарат;

б) тебе придется заменить Рыкова на посту ПредСНК и ПредСТО. Это не­обходимо. Иначе - разрыв между партийным и советским руководством [курсив автора]. При такой комбинации мы будем иметь полное единство советской и пар­тийной верхушек [курсив автора], что несомненно удвоит наши силы21.

К тому времени то, что Рыков терял власть, было уже оче­видно. 29 ноября 1930 года военная комиссия Политбюро без участия Рыкова обсуждала план заказов на военное оборудова­ние. План Сталина был приведён в исполнение на вечернем за­седании объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 19 декабря 1930 года (в виде исключения Сталин привлек к голосованию по этому вопросу и членов ЦКК). Заседание было созвано под пред­логом обсуждения народнохозяйственного плана. Выступая с заключительным словом, Куйбышев отошел от заявленной темы своего доклада и обрушился на Рыкова, призывая к снятию его с поста главы правительства:

Я считаю, что между советской и партийной верхушкой, при выполнении такого исключительно трудного плана, который стоит перед нами на 31 г., тре­буется огромная сплоченность. Ни малейшей щелки не должно быть между соваппаратом и возглавляющими его товарищами и руководством партии. ...То обстоятельство, что тов. Рыков не стал в ряды активных борцов за генеральную линию, не стал борцом против системы взглядов, вредность которой он сам при­знал, показывает, что такая щелка есть, пока тов. Рыков возглавляет соваппарат. А это вредно, это разлагающе действует на весь, советский аппарат... Выходит так, что есть ЦК и его руководство в лице Политбюро, Пленума ЦК, это руководство охвачено величайшим воодушевлением социалистической стройки, ведет проле­тариат на всё новые и новые бои, ожесточенно борется с классовыми врагами и со всякими проявлениями, хотя бы даже завуалированными, враждебной классовой идеологии, и есть верхушка советского государства, которая делает, «что может»! Так дальше продолжаться не может22.

21 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 222.

22 Цит. по: Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... С. 51-52.

77

Предложение Косиора (партийного функционера с Украины и будущего члена Политбюро) освободить Рыкова от обязаннос­тей председателя Совнаркома СССР и члена Политбюро, назна­чив новым председателем СНК Молотова, а членом Политбюро Орджоникидзе, пленум принял единогласно. Наконец-то Сталин и его команда получили полный контроль как над партией, так и над правительством. Молотов, хотя он и не занимал до этого важ­ных административных постов, отличался чрезвычайной предан­ностью Сталину.

Объединение партийных и государственных органов в еди­ную систему власти вскоре было надлежащим образом закрепле­но административно. В 1931 году появилась практика принятия совместных постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Правилом стало утверждение всех сколько-нибудь значительных постанов­лений СНК в Политбюро. Совместное принятие решений по клю­чевым вопросам фактически означало, что правительство должно было согласовывать все свои действия с Политбюро. Примеча­тельно, что большинство постановлений (более пяти тысяч) было оформлено как «совершенно секретные», их количество значи­тельно превышало число «открытых» опубликованных постанов­лений23. Центральные советские и партийные органы власти пре­вратились в механизм по производству постановлений. В период с января по сентябрь 1932 года по каналам ОГПУ ежемесячно распространялось от 1500 до 6100 документов. В соответствии с заведенным порядком, секретные постановления должны были распространяться с особыми мерами предосторожности. В пер­вую очередь это касалось наиболее секретных постановлений с грифом «особая папка». Однако вынужденные управляться с ла­виной постановлений официальные лица нередко игнорировали правила работы с секретными документами24.

23 Перед тем как СНК «принимал» очередное постановление, его проект от­сылался в Политбюро. Гарантией одобрения проекта со стороны Политбюро было заключение доверенного лица Сталина: вместе с проектом постановления в Полит­бюро направлялась короткая сопроводительная записка за подписью Молотова. Ко­пии этих записок оставались в секретном отделе Управления делами СНК СССР, в обязанности которого входила переписка с Политбюро. Секретный отдел рассылал постановления Политбюро по специальным спискам через систему ОШУ-НКВД в соответствии с особыми инструкциями. Davies R.W. Making Economic Policy // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 63; Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 17-20.

24 Как показала проверка, проведенная в 1933 году, только 40 процентов до­кументов на самом деле возвращались вовремя. Например, заместитель комиссара тяжелой промышленности (НКТП) получил 18 копий постановлений, а возвратил только пять. На тех, кто наиболее небрежно относился к документам ЦК, Политбюро налагало санкции: лишение права получения протоколов ЦК. Так, партийный работ-

78

То, что Политбюро могло отклонить постановление, предло­женное СНК, четко показывает, кто из них имел больше власти. Так, Сталин отклонил проект постановления о финансировании партийных учебных заведений с резолюцией: «Не могу голосо­вать, предложение не обосновано»25. Другой проект постанов­ления СНК о выделении средств на закупку импортного обору­дования был возвращен Сталиным, заявившим, что Советский Союз и сам в состоянии произвести необходимое оборудование26. Ещё в одном случае Сталин отклонил проект постановления о предоставлении кредита Монгольской Народной Республике: «Я против. Монголы могли бы купить 200 штук грузовиков, запла­тив нам за это мясом и шерстью. Считаю развратом давать им в кредит грузовики, да еще и на 5 лет»27.

За внешним единством партийной и государственной власти скрывалась иерархия, согласно которой Политбюро занимало бо­лее высокую позицию, чем Совет Народных Комиссаров. Поста­новление Политбюро или ЦК имело больший вес, чем решение СНК. Временами Сталин и сам не вполне понимал, от имени ка­кого органа следовало издать то или иное постановление. 14 сен­тября 1931 года Сталин писал Кагановичу:

Можно опубликовать [декрет по заработной плате в металлургической и угольной промышленности] от имени ВСНХ и ВЦСПС. Если считаете необходи­мой подпись ЦК, то опубликовать придется от имени ЦК и СНК СССР, без под­писи ВСНХ и ВЦСПС. В последнем случае прошу прислать текст на просмотр28.

Особо раздражало Сталина, когда для облегчения реализации того или иного постановления в будущем наркоматы пытались издать его от имени ЦК. 9 сентября 1931 года Сталин писал Ка­гановичу:

...Странное впечатление производит заявление в передовице «Правды» о том, что постановление ВСНХ утверждено ЦК. Такое же странное впечатление произ­водит постановление НКСнаба о скотозаготовках, тоже утвержденное ЦК. Для чего понадобилось это новшество? Почему всё это утверждается ЦК, а не СНК?

ник из Средней Азии (Икрамов) за оставление протокола ЦК в номере гостиницы «Националь» был лишен права получения протоколов ЦК в течение трех месяцев (Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 78).

25 Там же. С. 18.

26 Там же.

27 Там же. С. 39.

28 Сталин и Каганович. Переписка. С. 102-103.

79

Почему обходят и игнорируют СНК? Почему хотят сделать ЦК участником это­го ничем не оправданного игнорирования? Во-вторых, что это за манера превра­щать Политбюро в орган для штемпелирования постановлений ВСНХ, НКснаба, НКземаит.д.29

Пленумы ЦК, такие, как пленум 19 декабря 1930 года, на ко­тором был смещен со своего поста Рыков, были особенно важны­ми, поскольку они, как правило, созывались для осуществления кадровых перестановок или обсуждения важнейших вопросов. Например, 26 сентября 1931 года Сталин отдал распоряжение Кагановичу созвать пленум для обсуждения отчетов наркомата путей сообщения и наркомата снабжения об исполнении поста­новлений ЦК и СНК и отчетов секретарей республиканских и краевых парторганизаций о ходе хлебозаготовок30. Постановле­ния пленумов готовились с особой тщательностью, поскольку они широко распространялись среди рядовых членов партии31.

Внутрипартийная демократия. Мифы и ритуалы играли важную роль в административно-командной системе. Пятилет­ки, первомайские парады и мавзолей Ленина исполняли помимо прочего ритуальную функцию, призванную вдохновлять населе­ние страны и поддерживать легитимность власти. При чрезмер­ной централизации власти в руках Политбюро и лично Сталина не могло даже возникнуть вопроса о легитимности применения силовых методов. Даже малейший намек на неправомерность действий власти воспринимался ею с тревогой и беспокойством. По словам Сталина, постановления Политбюро принимались с целью защиты интересов «рабочего класса»32. Легитимность дик­татора основывалась на утверждении, что он является истинным выразителем интересов рабочего класса.

На бумаге коммунистическая партия основывалась на демо­кратических принципах. Формально высшим органом являлся съезд партии, который периодически собирался для избрания партийного руководства и обсуждения важнейших вопросов, например таких, как утверждение пятилетнего плана. Практика использования партийных съездов для осуществления перемен в правительстве или политике партии просуществовала вплоть до развала Советского Союза. Например, Никита Хрущев на XX съезде КПСС выступил со своей знаменитой речью о культе

Сталин и Каганович. Переписка. С. 93. Там же. С. 121.

Getty J.A., Naumov О. The Road to Terror. P. 230. Сталин и Каганович. Переписка. С. 72.

80