Tuesday, June 3, 2014

1 Пол Грегори Политическая экономия сталинизма

PAUL R.GR6GORV
THE POLITICAL ECONOMY
DF STALINISM
euidence from the sduiet Secret Archiues
CRMBRIDCE UNIVERSITY PRESS ZDD4

ПОЛ ГРЕГОРИ
Политическая экономия
стминизма
РОССПЭН
Москва 2008











УДК 929 (092) ББК 65.013.7 Г 79
Редакционный совет серии:
Й. Баберовски (Jorg Baberowski), Л. Виола (Lynn Viola), А.Грациози (Andrea Graziosi), А.А.Дроздов, Э. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D Encausse), В. П. Лукин, С. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров, А. Б. Рогинский, Р. Сервис (Robert Service), Л. Самуэльсон (Lennart Samuehori), А. К. Сорокин, Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк

Грегори П.
Г79 Политическая экономия сталинизма / П. Грегори; [пер. с англ. И. Кузнецова, А. Макаревича]. — 2-е изд. — М.: Российская полити­ческая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента Рос­сии Б. Н. Ельцина, 2008. — 400 с. — (История сталинизма).



ISBN 978-5-8243-1013-9



Предлагаемая читателю работа известого американского экономиче­ского историка Пола Грегори существенно улучшает наше понимание того, как работала советская командная экономика. Это исследование на стыке дисциплин: экономики, истории и политологии. Автор использует теорию и методы современной экономической науки для изучения прошлого: эко­номических и политических процессов, происходивших в 1920-1950-е гг. в СССР.
УДК 929 (092) ББК 65.013.7
ISBN 978-5-8243-1013-9
© Paul R. Gregory 2004 © Российская политическая энци­клопедия, 2008
Предисловие редактора к русскому изданию
Почти пятнадцать лет прошло с момента открытия некогда секретных советских и партийных архивов. С тех пор наши зна­ния о том, как была устроена и действовала советская админист­ративно-командная система, значительно расширились. Иссле­дователи получили возможность изучать не только результаты работы системы, но и ее внутреннюю логику, процесс выработки и принятия решений. За последние полтора десятилетия одних сборников документов, посвященных вопросам деятельности советского и партийного аппарата, было опубликовано несколь­ко десятков. Появились работы, анализирующие механизмы де­ятельности центральных, отраслевых, региональных органов управления. Однако на данный момент едва ли можно сказать, что наши представления о том, как функционировала советская административно-командная система, являются сколько-нибудь исчерпывающими и полными. Скорее, можно утверждать, что пройден этап первичного накопления фактов и настала пора их комплексного осмысления.
Предлагаемая читателю работа известного американского экономического историка Пола Грегори - большой шаг в этом направлении: она существенно улучшает наше понимание того, как работала советская командная экономика. Имя Пола Гре­гори, одного из крупнейших западных специалистов в области экономической истории России, хорошо знакомо отечественным историкам и экономистам. Не так давно на русский язык были переведены и опубликованы его основные труды, посвященные проблемам экономического развития России и СССР в конце XIX - первой трети XX века1. Данная книга - новейшая работа автора, вышедшая в свет в 2004 году2. Американская ассоциация развития исследований по славистике отметила ее появление
1 Gregory P. Russian National Income, 1885-1913. New York: Cambridge University Press, 1982; Gregory P. Before Command: An Economic History of Russia from Emanci­pation to First Five-Year Plan. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1994. Главы из этих книг, переведенные на русский язык, были опубликованы как: Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.) Новые под­счеты и оценки. М: РОССПЭН, 2003.
2 Gregory P. The Political Economy of Stalinism. Evidence from the Soviet Secret Archives. New York: Cambridge University Press, 2004.
5
присуждением автору премии имени Э.А. Хьюитта (Е.А. Hewett) за «выдающийся вклад в области политической экономии цент­рализованных плановых систем».
Книга П. Грегори - исследование на стыке дисциплин: эко­номики, истории и политологии. Автор использует теорию и ме­тоды современной экономической науки для изучения прошло­го: экономических и политических процессов, происходивших в 1920-1950-е годы в СССР. Такой подход сравнительно нов для общественных наук в нашей стране. Хотя среди экономистов изучение политических процессов методами экономики - тео­рия общественного выбора, также иногда называемая новой по­литической экономией, - уже получило некоторое развитие, ис­следования, использующие такую методологическую парадигму для анализа прошлого, практически отсутствуют. Данная рабо­та - одна из первых в России. Изучая политические механизмы принятия экономических решений при Сталине, П. Грегори на­глядно демонстрирует возможности и достоинства такого анали­за, открывая перед российскими историками и экономическими историками новое направление исследований.
В центре внимания данной книги комплексный анализ совет­ской командной экономической системы в ранние годы ее сущест­вования. Автор исследует процесс формирования и функцио­нирования бюрократического аппарата, призванного управлять народным хозяйством «первой в мире страны победившего соци­ализма». П. Грегори показывает, что управление сложными эко­номическими системами с трудом может осуществляться из одно­го центра, так как информационные и транзакционные издержки тогда имеют тенденцию стремиться к бесконечности. Последнее обстоятельство требует создания иерархической системы органов управления и делегирования полномочий из центра на места. Од­нако интересы вышестоящих и подчиненных органов управления могут не совпадать, что таит угрозу оппортунистического пове­дения со стороны последних и в конечном счете грозит низкой эффективностью системы в целом. Обращение именно к началь­ному периоду советской командной экономики позволило автору рассмотреть как проблему неизбежности появления сталинской модели управления, так и ее потенциальные перспективы в дол­госрочном аспекте.
В качестве несомненного достоинства работы необходимо от­метить удачное сочетание использования методов экономичес­ких наук с анализом новейшей исторической литературы и глу­бокими архивными изысканиями. В этом плане книга П. Грегори
6
лежит в русле лучших отечественных работ по экономической истории и, думается, будет интересна как экономистам, так и ис­торикам, а также представителям других общественных наук.
*   *   *
При переводе редактор и переводчики книги постарались по возможности сохранить оригинальный авторский стиль. Эконо­мические термины переведены в соответствии с практикой, при­нятой в современной экономической науке, в некоторых случаях в скобках даны оригинальные английские термины. В подавляю­щем большинстве случаев проблему обратного перевода удалось решить: перевод цитат сверен с русскими оригиналами. Ссылки на российские архивы даются в общепринятом формате. В случа­ях, когда автор ссылается на иностранную работу, переведенную на русский язык, русское издание указывается в скобках.
к.и.н. AM. Маркевич
Предисловие к английскому изданию
Крах Советского Союза в декабре 1991 года помимо всего прочего вызвал в некотором смысле прекращение исследований советской административно-командной экономики со стороны ученых-экономистов. Давно уже занимаясь изучением этой эко­номической системы, я, тем не менее, прекрасно понимаю, что пробелы в том, что мы знаем об этой системе, остаются значи­тельными. Неполнота картины связана не с тем, что у исследова­телей не хватило проницательности или усидчивости, а со стеною секретности, возведенной советскими лидерами вокруг этой сис­темы. Когда в середине 1980-х Михаил Горбачев объявил о нача­ле политики «гласности», барьеры секретности стали рушиться, однако научное сообщество предпочло тогда обратиться к иссле­дованию более злободневных тем: изучению кризиса и коллапса советской системы, проблемам переходной экономики. Специа­листы по советской экономике занялись преимущественно ис­следованием переходного периода, точно так же, как и множество «новичков», привлеченных сложностью задачи трансформации плановой социалистической экономики в нечто подобное рыноч­ной. Тот факт, что лишь немногие продолжили изучение совет­ской административно-командной экономики, можно объяснить распространенностью суждения, что всё, что нам нужно знать, мы уже знаем, или уверенностью, что можно лучше распорядиться своим временем.
Эта книга рассматривает становление советской админист­ративно-командной экономической системы в 1930-е годы. Я решил написать её по трем причинам. Во-первых, только сейчас стало возможно изучение советской экономической системы без помех, создаваемых секретностью. Открытие советских госу­дарственных и партийных архивов в начале 1990-х гг. дало воз­можность изучать советскую экономику, используя те документы, которыми много лет назад пользовались советские должностные лица. Более того, теперь нам доступны неприкрашенные воспо­минания участников событий тех лет, а также интервью с теми, кто находился у власти незадолго до крушения советской систе­мы. Во-вторых, я считаю, что предпринятая в Советском Союзе попытка построения плановой социалистической системы явля­ется одним из важнейших социальных, политических и экономи­
8
ческих экспериментов двадцатого века. Во всем мире эта система продолжает привлекать людей, верящих в то, что она обеспечи­вает справедливость и экономический прогресс, будучи свобод­ной при этом от «хаоса» рынка. Несмотря на крушение советской системы, у нее всё ещё остаются приверженцы, заявляющие, что ее провал связан с «неправильными» людьми, проводившими «неправильную» политику. В связи с этим особенно важно со­здать всеобъемлющую и детальную историю о том, каким обра­зом система действовала на самом деле, историю, свободную от стереотипов, созданных как приверженцами системы, так и её врагами. В-третьих, невозможно понять процессы переходного периода, происходящие в пятнадцати республиках, когда-то со­ставлявших Советский Союз, не поняв начальных условий. Мы должны выяснить, какие черты переходных экономик этих стран уходят корнями в советское прошлое, а какие являются новыми (и, возможно, преходящими), связанными с уникальными усло­виями переходного периода.
Материалы, представленные в этой книге, являются резуль­татом большой совместной работы. Мне удалось собрать коман­ду исследователей, приступившую к работе в 1996 году. Нам посчастливилось получить финансовую поддержку от Нацио­нального научного фонда США (National Science Foundation), который помогал нам первые четыре года нашей работы. Затем мы получили поддержку Института Гувера (Hoover Institution), причем не только финансовую, но и в виде доступа к его расту­щим советским архивам и в виде помощи работников архива, что во многом помогло довести работу до конца. В состав исследо­вательской команды входили (в алфавитном порядке): Евгения Белова, Валерий Лазарев, Андрей Маркевич и Алексей Тихонов. Эти талантливые молодые ученые и исследователи работали в со­ветских архивах в Москве и в Институте Гувера над исследовани­ями и статьями, которые легли в основу данной книги. Исследо­вательская команда в более широком смысле состояла из ученых старшего поколения, как в России, так и за её пределами, напи­савших бесценные статьи и монографии, широко цитируемые в этой книге. Их слишком много, чтобы перечислять здесь всех, но я хотел бы выделить Р.В. Дэвиса (R.W. Davies), Марка Харрисона (Mark Harrison), Олега Хлевнюка, Э.А. Риса (Е.А. Rees), Елену Осокину и Николая Симонова. К счастью, мы составляем группу ученых-единомышленников и периодически встречаемся для об­мена результатами и организации дальнейшего сотрудничества. Наш веб-сайт, www.Soviet-archives-research.co.uk, поддерживает-
9
ся Марком Харрисоном. Работу над этой книгой во многом облег­чило появление ряда сборников архивных документов, состави­телей которых, Олега Хлевнюка, В.П. Данилова, А. Береловича, Ларса Ли (Lars Lih) и Олега Наумова, я также хотел бы побла­годарить. Следуя предостережению Р.В. Дэвиса, адресованному исследователям, работающим в архивах, что не стоит вновь изоб­ретать велосипед, я также приношу благодарность тем ученым, которые столь эффективно отсортировали материалы официаль­ных советских публикаций 1950-х и 1960-х годов, среди них в особенности Евгению Залески (Eugene Zaleski), Абраму Бергсону (Abram Bergson), Науму Ясному (Naum Jasny), Джозефу Берли-неру (Joseph Berliner) и Дэвиду Гранику (David Granick).
Создание этой книги стало возможным благодаря многим лю­дям и организациям. Я не решаюсь здесь перечислять их всех, из боязни упустить кого-то. Написание этой книги и немалая часть исследовательской работы стали возможны благодаря финансо­вой поддержке Гуверовского института войны, мира и револю­ции Стэнфордского университета в лице Джона Рейзиана (John Raisian) и Чарльза Палма (Charles Palm) и помощи работников архива под руководством Елены Даниэльсон (Elena Danielson). Работа не была бы начата без гранта, предоставленного Нацио­нальным научным фондом. В ходе написания книги я получал советы и комментарии от многих моих коллег, которых я пере­числяю здесь в случайном порядке: Р.В. Дэвис, Марк Харрисон, Валерий Лазарев, Евгения Белова, Сергей Афонцев, Вольфрам Шреттл (Wolfram Schrettl), Ирвин Колльер (Irwin Collier), Ле­онид Бородкин, Питер Беттке (Peter Boettke), Кэрол Леонард (Carol Leonard), Андрей Маркевич, Дэйл Штайнрайх (Dale Steinreich) и Андрей Соколов. Я должен также поблагодарить Наталью Волосович за ее терпеливую помощь в редактировании и работе с множеством черновых вариантов книги. Хочу поблаго­дарить Нэнси Хулан (Nancy Hulan) и ее коллег в TechBooks за их профессиональную редакторскую помощь.
Пол Р. Грегори
Глава 1
ЛОШАДЬ ИЛИ ЖОКЕЙ?
Советская административно-командная экономика была наи­более важным социальным и экономическим экспериментом двадцатого века. Последствия её крушения всё ещё сказывают­ся на экономиках стран Европы, Азии и Латинской Америки, принявших в свое время добровольно или принудительно эту систему. Символической датой окончания существования ад­министративно-командной системы можно считать 25 декабря 1991 года - день, когда знамя некогда могущественного Совет­ского Союза было спущено со здания правительства в Кремле и вместо него был поднят флаг Российской Федерации. Отказ от административно-командной экономики начался в Централь­ной и Южной Европе в конце восьмидесятых. После развала Советского Союза от неё отошли пятнадцать бывших советских республик, за которыми последовали страны Азии1. В процессе перехода к рыночным отношениям страны с административно-командными экономиками были вынуждены противостоять свое­му прошлому. Эмпирические исследования показывают: чем зна­чительнее наследие административно-командной системы, тем больше трудностей возникает в переходный период2.
Административно-командная экономика была создана в нача­ле 1930-х годов без глубокого теоретического обоснования и чет­кого плана ее построения небольшой группой революционеров, вообще не имевших или имевших минимальное экономическое образование. Их первая попытка создания административно-ко­мандной системы, получившая название «военный коммунизм», была обусловлена идеологическими причинами, хотя позднее
1 Китай, безусловно, начал глобальную реформу своей административно-команд­ной экономики много раньше, уже в 1979 г.
2 Stuart R., Panayotopoulos С. Decline and Recovery in Transition Economies: The Impact of Initial Conditions // Post Soviet Geography and Economics. 1999. Vol. 40. № 4. P. 267-280; Millar J. The Importance of Initial Conditions in Economic Transition: An Evaluation of Economic Reform Progress in Russia //Journal of Socio-Economics. 1997. Vol. 26. № 4. P. 359-381; Kraeger G., Ciolko M. A Note on Initial Conditions and Liberation During Transition //Journal of Comparative Economics. 1998. Vol. 1. № 4. P. 718-734.
11
были предприняты значительные усилия списать все на необхо­димость военного времени. Военный коммунизм спровоцировал жестокий экономический кризис, вынудивший правительство пойти на уступку в виде новой экономической политики (нэпа), приведшей к созданию смешанной экономики. После победы в жестокой политической борьбе за наследие Ленина Сталин и его соратники в конце 1920-х годов взяли курс на проведение форсированной индустриализации и принудительной коллекти­визации, что требовало создания новой командной системы. К середине 1930-х годов «команда Сталина» сумела создать эконо­мическую систему, основанную на государственной собственнос­ти и управляемую посредством централизованного распределе­ния ресурсов. По мере того как Сталин концентрировал в своих руках все большую власть, превращаясь в диктатора, его соратни­ки утрачивали самостоятельность, хотя они оставались важны­ми винтиками системы управления экономикой. Планирование в этой системе было в основном возложено на Государственную плановую комиссию (Госплан), а производство находилось в ру­ках различных отраслевых ведомств, управлявших государствен­ными предприятиями и руководивших колхозами. Политбюро ЦК коммунистической партии в сочетании с Советом народных комиссаров (позднее Советом министров) представляли собой высшее руководство страны. Сложившись, такая «администра­тивно-командная система», как позже её уничижительно назвал Михаил Горбачев, оставалась на удивление неизменной вплоть до своего краха.
Кто виноват: лошадь или жокей?
Некоторые исследователи утверждают, что советская система была обречена с самого начала. Людвиг фон Мизес (Ludwig von Mises) и Ф.А. Хайек (F.A. Hayek) в написанных в 1920-е и 1940-е годы и ставших классическими работах, критикующих плановый социализм, очертили целый ряд слабых сторон системы3. Они считали, что в конечном итоге социалистическая система неиз­менно потерпит крах. В отсутствие рынка невозможны рацио­нальные экономические расчеты: ни одна экономика не может функционировать, если неизвестно, какие товары находятся в
3 Mises L. Socialism: An Economic and Sociological Analyses / Trans. J. Kahane. London: Jonathan Cape Ltd., 1936 (русское издание - Мизес Л. Социализм: эконо­мический и социологический анализ. М., 1993); Hayek F.A. The Use of Knowledge of Society // American Economic Review. 1945. Vol. 35. P. 510-550; Hayek EA. Socialist Calculation: The Competitive Solution // Economica. 1940. Vol. 7. P. 125-149.
12
избытке, а какие являются редкими. Кроме того, в условиях го­сударственной собственности нет особых стимулов для рацио­нального использования ресурсов, и даже наиболее опытные управленцы вынуждены действовать в отсутствие четких опера­ционных правил. Центральный плановый орган оказывается пе­регруженным работой в силу комплексности и сложности задачи планирования экономики целой страны. Одним словом, Хайек и Мизес настаивали на неизбежной неработоспособности планово­го социализма. Они были первыми, кто предсказал его гибель. По их мнению, система в лучшем случае смогла бы функционировать с низкой эффективностью, но неизбежно уступила бы рыночным экономическим системам. Современная литература о неэффек­тивности бюрократического управления государственными пред­приятиями подтверждает выводы Хайека и Мизеса, особенно для стран, где, как это было в Советском Союзе, общественный сек­тор охватывает всю экономику4.
Современные защитники административно-командной эко­номики, тем не менее, утверждают, что советская система, в свое время превратившая Россию из отсталой страны в индустриаль­ную державу, потерпела неудачу не из-за ошибочности или нера­ботоспособности самой идеи, а из-за неумелой политики и неком­петентных исполнителей. Для доказательства этого положения они приводят тот факт, что до самого конца советская экономи­ческая система была весьма популярна среди населения, а боль­шинство советских чиновников и западных экспертов полагало, что существовала возможность и далее удерживать статус-кво, пусть и за счет сравнительно низких темпов роста5. Защитники системы также утверждают, что, если бы в борьбе за власть побе­дил не Сталин, а кто-то другой, или если бы правительству уда­лось избежать стратегических ошибок, система непременно дока­зала бы свою прочность.
Примечательно, что падение коммунистической империи фак­тически не повлияло на притягательность марксизма, коммуниз­ма или радикального левого движения в мире6. Чтобы избежать
4 Niskanen W.A. Bureaucracy and Public Economics. Aldershot, England: Edward Elgar, 1994; Niskanen W.A. Public Analyses and Public Choice. Cheltenham, England: Edward Elgar, 1998.
5 К такому выводу, на основании интервью с бывшими советскими офици­альными лицами, пришли Майкл Элман и Владимир Конторович. Ellman М., Kontorovich V. The Destruction of the Soviet Economic System. Armonk, New York: Sharpe, 1998. P. 3-29.
6 В настоящее время только в Европе существует более пятисот левых партий разного рода. При этом количество левых партий во Франции и в Италии превы-
13
вывода о несостоятельности системы, вывода, который подразу­мевает провал коммунистической экономики, многие привержен­цы плановой системы утверждают, что Советский Союз и страны Восточной Европы лишь «притворялись "социалистическими" или "командными" экономическими системами»7, будучи на са­мом деле «прискорбным или превратным воплощением хороше­го замысла»8. Представители «левой» интеллектуальной элиты утверждают, что «трагическая неудачная попытка [бывшего Со­ветского Союза] отнюдь не доказывает невозможность... постро­ения социализма». «После крушения коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе идеи Маркса стали еще более акту­альными, чем раньше»9. Несмотря на то что основное внимание современных социалистов обращено на приближающийся кризис капитализма, они не утруждают себя объяснениями, каким имен­но образом получится так, что «новая» коммунистическая систе­ма окажется отличной от старой. Некоторые из них выдвигают идею прагматического рыночного социализма, позволяющего, по их мнению, избежать диктатуры и использовать рыночные меха­низмы при наличии государственной собственности10. Впрочем, нестареющую привлекательность коммунистической системы понять несложно, ведь она обещает справедливость и ликвида­цию рыночной анархии: деловых циклов, бедности, безработицы, инфляции и валютных кризисов. А такая перспектива прельща­ет людей, особенно тех, кто живет в бедных странах. В 1917 году большевики как раз и обещали создать такую справедливую, про­цветающую и упорядоченную систему. У них было около семиде­сяти лет, чтобы воплотить свое обещание в жизнь. Вопрос о том, на каком этапе и что именно пошло неправильно, невозможно проигнорировать, поскольку это - один из важнейших вопросов мировой истории.
В своих последних статьях Джозеф Берлинер (Joseph Berliner)
шает сотню в каждой из этих стран. В Аргентине и Бразилии также насчитывается приблизительно по пятьдесят левых партий, и согласно данным, приведенным на сайте www.broadleft.com, их количество растет с каждым месяцем.
7 Платформу Международного бюро Революционной партии (International Bu­reau of the Revolutionary Party) смотри на http://www.geocities.com/leftcom.html.
8 Hollander P. Which God Has Failed // The New Criterion on Line. 2002. April 15. P. 2. Доступно на www.newcriterion.com.
9 Утверждения Дэниела Сингера (Daniel Singer), Корнела Веста (Cornel West) и Джона Кассиди (John Cassidy) цитируются по: Hollander P. Which God Has Failed.
10 Junker J. Socialism Revised and Modernized: The Case for Pragmatic Market So­cialism. New York: Praeger, 1992.
14
предложил аналогию, характеризующую данную дискуссию". Кто привел административно-командную экономику к гибели -плохая лошадь или плохой жокей? Была бы система жизненна, если бы ее лидеры оказались более дальновидными, или же пра­вы были Мизес и Хайек, говоря об ущербности системы как тако­вой? В этой книге я попытаюсь ответить на вопрос Берлинера о лошади и жокее.
Эта книга описывает первые два с половиной десятилетия су­ществования первой в мире административно-командной эконо­мической системы, развивавшейся в условиях всё более и более жестокой диктатуры. Советская командная система до сих пор остается наиболее сложной структурой, когда-либо созданной человечеством. Реальные методы и принципы управления в этой системе долгое время удерживались в тайне от общественности. В официальных советских публикациях неизменно культивиро­валась сказка о «научном планировании» - мифической эконо­мике, гармоничное развитие которой обеспечивают математичес­ки выверенные балансы, рассчитанные всеведущими плановыми органами и претворяемые в жизнь самоотверженными произво­дителями. На протяжении всего периода существования Совет­ского Союза не существовало ни неприкрашенных воспоминаний официальных лиц, ни свободной прессы, ни каких-либо других источников, которые могли бы поведать о том, каким именно образом и насколько успешно работала система. Западным ис­следователям приходилось полагаться на прессу, находившуюся под жестким контролем, на дутые статистические данные и на интервью с эмигрантами, редкую возможность подсмотреть за кулисы, как работала система в действительности12. Публиковав­шаяся в то время советская литература лишь дразнила западных наблюдателей намёками на широкомасштабное «политико-эко­
11 Berliner J. Soviet Initial Conditions: How They Have Affected Russian Transition. Статья, представленная на международной конференции «Советская экономика в 1930-1970-е годы», организованной Московским государственным университетом им. М.В. Ломоносова, Дэвис-центром Гарвардского университета и Международной экономической программой Университета Хьюстона в Звенигороде, 22-24 июня 2001.
12 Berliner J. The Contribution of the Soviet Archives // Behind the Facade of Stalin's Command Economy / Ed. by P. Gregory. Stanford, Calif.: Hoover Institution Press, 2001. P. 1-10. Крупнейшие проекты по советской иммиграции - знаменитый проект Harvard Interview Project, проведенный в 1950-е годы, а также Soviet Interview Proj­ect и Israel Soviet Interview Project, осуществленные в 1970-1980-е годы. Основные результаты этих исследовательских проектов представлены в следующих работах: Inkeles A., Bauer R. The Soviet Citizen. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1959; Politics, Work and Daily Life in the USSR: A Survey of Former Citizens / Ed. by J. Millar. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
15
номическое» согласование функций, стратегические модели по­ведения и оппортунизм13. Несмотря на многочисленные попытки ученных исследовать реальные процессы, происходившие внутри системы14, в основном нам приходилось полагаться на стереоти­пы, почерпнутые из учебников15. После войны, когда советское руководство, недовольное состоянием экономики, открыло, нако­нец, двери для обсуждения экономической реформы, мы узнали больше о недостатках системы16. Неспособность системы обеспе­чить вознаграждение экономических субъектов, берущих на себя риск, означало ограниченность технического прогресса17. Невоз­можность правильно подсчитать норму отдачи вела к тому, что планирующие органы нередко совершали иррациональные капи­таловложения18. Проекты реформ откладывались один за другим, затягивая систему в «водоворот реформы»19.
Мы не можем ответить на вопрос Берлинера о лошади и жо­кее, не выяснив сперва, каким образом система работала на самом деле, как на официальном, так и на неофициальном уровнях. Не­сомненно, нам придется выйти за рамки привычных сентенций из учебника в мир реальной советской системы. Одно мы знаем на­верняка - административно-командная система просуществова­ла намного дольше, чем могли предположить Мизес и Хайек даже в самых смелых своих прогнозах. Она достигла своего расцвета в 1960-1970-е годы и представляла реальную военную угрозу, пре­вратив СССР в одну из мировых супердержав. Даже только одни эти факты указывают на то, что реальные процессы функциони­рования административно-командной экономики были весьма сложными и остаются до сих пор недостаточно осмысленными.
13 Аверьянов Д.В. Функции и организационная структура государственного управления. Киев: Наука, 1979.
14 Rutland P. The Myth of the Plan. LaSalle, 111.: Open Court, 1985; Hewett E.A. Re­forming the Soviet Economy: Equality versus Efficiency. Washington, D. C: Brookings Institution, 1988.
15 Gregory P., Stuart R. Russian and Soviet Economic Structure and Performance. 6th ed. Reading, Mass.: Addison Wesley, 1998; Nove A. The Soviet Economic System. London: Allen and Unwin, 1977.
16 Nove A. The Problem of Success Indicators in Soviet Industry// Economica. 1985. Vol. 25. P. 97; Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. Cambridge, England: Cambridge University Press, 1990.
17 Berliner J. The Innovation Decision in Soviet Industry. Cambridge, Mass.: The MIT Press, 1976.
18 Grossman G. Scarce Capital and Soviet Doctrine // Quarterly Journal of Economics. 1953. Vol. 67. № 3. P. 311-343.
19 Schroeder G. The Soviet Economy on a Treadmill of Reforms // Soviet Economy in a Time of Change / U.S. Congress Joint Economic Committee. Washington, D. C, 1979.
16
Совершенно очевидно, что критика Мизеса и Хайека в отно­шении «чистой» плановой экономики абсолютно обоснована и справедлива - центр не может планировать и назначать цену на миллионы товаров и услуг; координационные и мотивационные проблемы в столь комплексной системе непреодолимы, а попыт­ки выудить надежную информацию из незаинтересованных под­чиненных могут обернуться истинным кошмаром. Тем не менее система просуществовала более шестидесяти лет!
Первые работы, посвященные изучению советского управ­ленческого аппарата, предложили решение загадки живучести системы20. На микроэкономическом уровне менеджеры, главные инженеры и бухгалтера имели неожиданно большие полномочия, выходившие за рамки плановой системы. Внутри плановой эконо­мики существовало широкое поле для внеплановой деятельности. Предприятия занимались самообеспечением, скрывали инфор­мацию от начальства и заключали оппортунистические союзы со своими непосредственными руководителями против центральных властей. Работы, появившиеся в послевоенный период, выявили огромную «теневую экономику», сосуществовавшую наряду с офи­циальной и снабжавшую предприятия и потребителей товарами и услугами, которыми их не смогли обеспечить плановики21.
Свобода действий руководителей нижнего звена и теневая экономика характеризуют процессы, происходившие на нижних этажах советской системы. Они не объясняют реальные механиз­мы принятия решений о распределении ресурсов высшим руко­водством страны. В своих предыдущих работах, посвященных советской экономике периода «развитого социализма» и основан­ных на интервью с бывшими официальными лицами, я пришел к выводу, что мы все еще знаем довольно мало о том, как имен­но работали центральные органы в советской системе22. Мы не знаем, каким образом они взаимодействовали друг с другом, как решали проблему комплексного планирования, каким образом распределяли ответственность, какие стимулы использовали, ка­кие сферы удавалось охватить центральным плановым органам, а какие оставались не охваченными планом, и в конечном ито­ге - каковы были истинные цели высшего руководства страны.
20 Berliner J. Factory and Manager in the USSR. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1957; Granick D. Management of Industial Firms in the USSR. New York: Columbia University Press, 1954.
21 Grossman G. The Second Economy of the USSR // Problems of Communism. 1977. Vol. 26. P. 25-40; Treml V. Production and Consumption of Alcoholic Beverages in the USSR: A Statistical Study //Journal of Studies on Alcohol. 1975. Vol. 36. P. 285-320.
22 Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. P. 146-167.
17
Это лишь немногие из целого ряда вопросов, которые оставались неразрешенными к концу 1980-х годов.
Рэймонд Пауэл (Raymond Powell) в своей статье, написанной в 1977 году и оставшейся, к сожалению, почти незамеченной, попытался объяснить загадочную живучесть советской системы. Он предположил, что система могла на самом деле генерировать достаточно информации, чтобы быть «работоспособной»23, ис­пользуя нестандартные источники экономической информации, являющиеся в рыночной экономике вторичными. Партийные и государственные работники могли использовать информацию, поступавшую в виде тысяч петиций, жалоб, срочных телефон­ных звонков и других запросов от подчиненных, для того чтобы определить, что должно быть сделано в первую очередь, а что можно отложить на потом. Суть теоретической догадки Пауэла заключалась в том, что советская система умудрилась просущест­вовать столь долго по причине того, что ее чиновники научились использовать подобную информацию для принятия экономичес­ких решений. Он отнюдь не утверждал, что подобные «нецено­вые сигналы» позволили системе работать эффективно, он лишь предположил, что они позволили системе работать.
Советские государственные и партийные архивы
По иронии судьбы, именно развал советской административ­но-командной системы сделал данное исследование возможным. После снятия секретности появилось два новых пути изучения советской системы. Во-первых, появилась возможность узнать мнение бывших советских чиновников высшего ранга, либо взяв у них интервью, либо ознакомившись с их воспоминаниями, значительно более откровенными по сравнению с публиковав­шимися в советский период. С началом гласности, объявленной Горбачевым в середине 1980-х годов, стало возможным обра­щаться к бывшим представителям высшего руководства как к «авторитетным экспертам»24. Воспоминания официальных лиц и управленцев, занимавших ответственные посты в 1970 - начале 1980-х годов, были еще свежи. Но был один недостаток - живые участники событий могли рассказать лишь о системе периода «развитого социализма», но не о ее истоках. Административно­
23 Powell R. Plan Execution and the Workability of the Soviet Planning // Journal of Comparative Economics. 1977. Vol. 1. № 1. P. 69-73.
24 Ольсевич Ю., Грегори П. Плановая система в ретроспективе: Анализ и интер­вью с руководителями планирования СССР. М: Теис, 2000.
18
командная система была создана в 1930-е годы. Таким образом, даже тем чиновникам, которые были молоды во времена её ос­нования, к тому времени, когда они, наконец, получили возмож­ность говорить открыто, было уже под девяносто. При этом ве­роятность того, что чиновники, занимавшие высокие посты во время создания системы, доживут до 1990-х годов, была невели­ка, особенно учитывая нелегкие 1930-е и военные 1940-е. Более того, лишь немногие из отцов-основателей пережили Большой террор 1937-1938 годов. Поэтому скорее стоит удивляться тому, что трое основателей системы дожили до нашего времени и оста­вили хотя бы фрагментарные воспоминания25.
Поиск истоков административно-командной экономики при­водит нас к советским государственным и партийным архивам, которые были открыты для исследователей в начале 1990-х го­дов. В этой книге намеренно рассматриваются первые два с поло­виной десятилетия существования административно-командной экономики, с целью проанализировать в первую очередь процесс создания её институтов. Сейчас практически нет ограничений в доступе к документам того периода. Советские и партийные ар­хивы хранят богатейшие коллекции документов советской эпохи, многие из которых принадлежали высшему руководству страны. Административно-командная система функционировала на ос­нове письменных указов, инструкций, уведомлений и отчетов. И хотя, конечно, многие важные решения были приняты устно, в кабинете Сталина, тем не менее большинство было всё же задоку­ментировано и тщательно сохранено для нас несколькими поко­лениями архивистов. Как советские официальные лица, так и со­трудники советских архивов очень не любили выбрасывать какие бы то ни было документы. Благодаря этому в архивах сохрани­
25 В «команду» Сталина конца 1920-х годов входило более двадцати человек, од­нако лишь несколько из них пережили Большой террор: Л.М. Каганович, В.М. Мо­лотов, А.И. Микоян, К. Е. Ворошилов, М.И. Калинин и А.А. Андреев. Калинин умер в 1944 году, Ворошилов - в 1960 году, а Андреев - в 1971 году. Каганович, Моло­тов и Микоян дожили до преклонного возраста и оставили в той или иной форме свои воспоминания. Интервью с Молотовым и Кагановичем проводил Ф.И. Чуев (Чуев Ф.И. Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991; Чуев Ф.И. Так говорил Каганович. М.: Отечество, 1992). Воспоминания Микояна были опубликованы в 1990-е годы его сыном (Микоян А.И. Так было. Размышления о минувшем. М.: Вагриус, 1999).
Стоит упомянуть также воспоминания бывшего сталинского наркома неф­тяной промышленности, а в 1970-е председателя Госплана Н.К. Байбакова (Байбаков Н.К. Сорок лет в правительстве. М.: Республика, 1993; Байбаков Н.К. От Сталина до Ельцина. М.: Газнефтьиздат, 1998). Интервью с Байбаковым представле­ны в книге Ю. Ольсевича и П. Грегори (Ольсевич Ю., Грегори П. Плановая система в ретроспективе).
19
лись письменные свидетельства, характеризующие как светлые, так и неприглядные стороны системы, в отличие от фашистского режима, тщательно следившего, чтобы его преступления не были зафиксированы на бумаге. Советские архивы откровенно расска­зывают о гонениях, чистках, расстрелах, терроре и печально из­вестных лагерях Гулага. Личная корреспонденция Сталина изо­билует краткими и выразительными распоряжениями, в которых он без лишних слов приказывает отправлять противников кол­лективизации в концентрационные лагеря, назначает смертную казнь для расхитителей государственной собственности26 или приказывает расстрелять своих политических оппонентов: «Кон­дратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять»27. Подпись Сталина есть и на приказах о массовых расстрелах28. Советские архивы не пытаются обелить злодеяния ответственных партийных работников, ведь все они, как пред­полагалось, были направлены на создание лучшего социалис­тического общества. Тысячи внутрипартийных расследований преступлений, совершенных членами партии, аккуратнейшим образом сложены в папки и дожидаются своих исследователей. Они содержат дела о партийных работниках, ворующих милли­оны рублей, создающих целые системы для получения взяток и продающих членство в партии тому, кто больше заплатит29.
При работе над этой книгой были использованы ранее сек­ретные документы из советских государственных и партийных архивов, в частности Российского государственного архива эко­номики (РГАЭ) и Государственного архива Российской Феде­рации (ГАРФ). Работа над материалами из этих архивов велась как в Москве, так и в Стэнфорде, в Гуверовском институте (Кали­форния, США). Кроме того, я активно пользовался сборниками архивных документов30 и монографиями, написанными на осно­
26 Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост. О.В. Хлевнюк, Р.У. Дэ-вис,Л.П. Кошелева, Э.А. Рис, Л.А. Роговая. М., 2001. С. 235.
27 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гг. / Сост. Л. Кошелева, В. Лельчук, В. Наумов, О. Наумов, Л. Роговая, О. Хлевнюк. М.: Россия молодая, 1995. С. 194.
28 Getty J. A., Naumov О. The Road to Terror: Stalin and the Destruction of the Bol­sheviks, 1932-1939. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1999. P. 25.
29 Об экономических преступлениях членов партии см.: Belova Е. Economic Crime and Punishment // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 131-158.
30 Наиболее часто в книге цитируются документы из следующих трех сборни­ков: Письма И.В. Сталина В.М. Молотову; Сталинское Политбюро в 30-е годы / Сост. О.В. Хлевнюк, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М.: АИРО-ХХ, 1995; Сталин и Каганович. Переписка.
20
ве архивных исследований. Эти сборники и монографии широко цитируются в книге.
Модели диктатур
Советское государство - одно из многих в длинной череде стран, в которых в тот или иной период существовали жестокие диктатуры. Эта цепочка начинается ещё в Древнем Египте и за­канчивается в современных африканских и ближневосточных государствах. По количеству невинных жертв Сталин имеет сом­нительную репутацию конкурента Гитлера. В России, Средней Азии или на Украине едва ли найдется семья, которая бы в той или иной форме не пострадала от репрессий. Конечно, экономи­ческие и политические аспекты диктатуры неразрывно связа­ны между собой, но в данной книге больше внимания уделяется именно первым: описанию экономической системы, в которой диктатор стремится установить полный контроль над экономи­кой посредством предельной централизации власти. В других странах диктаторы преследовали иные цели. В Чили Пиночет использовал диктатуру для утверждения рыночной экономики и частной собственности31; диктатура Гитлера хотя и основыва­лась на националистических идеях, государственном контроле, этнической ненависти и территориальной экспансии, тем не ме­нее оставила этническим немцам право частной собственности; в Ираке Саддам Хусейн использовал контроль над экономичес­кими ресурсами для подавления оппозиции, уничтожения этни­ческих меньшинств, вознаграждения за верность. Нет сомнения, диктатура в СССР была уникальна по целому ряду позиций. Тем не менее, нам необходимо определить, существуют ли общие чер­ты, свойственные всем диктатурам, включая те, которые руко­водствовались иными, чем в СССР, принципами и действовали в иных обстоятельствах.
Все диктаторы, желающие контролировать экономическое развитие своей страны, сталкиваются с одной общей проблемой: они не могут лично решать все вопросы и контролировать выпол­нение решений. Следовательно, любой диктатор должен исполь­зовать административный аппарат, передавая часть власти под­чиненным. При этом диктатор контролирует своих подчиненных при помощи угроз и вознаграждений - кнута и пряника. Одним подчиненным диктатор доверяет более остальных, приближая
31 Mesa-Lago С. Market Socialism and Mixed Economies: Comparative Policy and Performance, Chile, Cuba, and Costa Rica. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 2000.
21
их к себе. Другие, обладая полезными для диктатора знаниями и навыками, скажем, такими, как умение составлять планы и до­биваться их реализации, могут действовать вдали от диктатора и даже могут быть враждебны ему. Несомненно, диктатор должен периодически проверять и оценивать работу как подчиненных, составляющих его непосредственное окружение, так и работаю­щих на периферии. Подчиненные, в свою очередь, не желая на­влечь на себя гнев диктатора, склонны докладывать ему только положительную информацию и утаивать нелицеприятную.
Мизес и Хайек не очень углублялись в вопрос о том, как имен­но в стране с социалистической экономикой диктатор организует управленческий аппарат и осуществляет контроль над ним. Они весьма туманно писали о центральном плановом комитете (Central Planning Board) или неком «центре», но командная экономическая диктатура нуждается в значительном административном аппарате с четко определенными правилами работы. Теория организаций, экономическая теория информации и новая институциональная экономическая теория предлагают определенные модели и спосо­бы изучения сложных организаций, таких, как корпорации, про­мышленные министерства или же целые административно-коман­дные экономические системы32. Эта литература делает акцент на том, что взаимоотношения между начальником (таким, как дикта­тор), или принципалом (principal), и подчиненными, или агентами (agents), можно объяснить, исследуя характер транзакционных и информационных издержек. Если привлечение агента для выпол­нения некоего задания связано с чрезмерными затратами, диктатор выполнит его самостоятельно. Агенты не будут правильно истол­ковывать и честно исполнять указания принципала, поскольку их цели обычно не совпадают. Агенты располагают более достоверной и полной информацией об обстановке на местах. В силу этого они склонны к оппортунистическому поведению, используя недоста­ток информации у диктатора для своей выгоды. Диктатор должен установить систему сдержек и противовесов для ограничения оп­портунизма, а также разработать адекватную систему вознагражде­ния и наказания. Новая институциональная экономическая теория детально рассматривает проблему взаимоотношений диктатора с
32 См., например: Coase R. The New Institutional Economics // American Economic Review. 1998. Vol. 88. № 2. P. 72-74; North D.C. Institutions and Economic Performance // Rationality, Institutions, and «Economic Methodology*. London-Routledge, 1993. P. 242-263; The Nature of the Firm / Ed. by O.E. Williamson, S.G. Winter. Oxford: Oxford University Press, 1993 (русское издание - Уильям-сон О.И., Уинтер С.Дж. Природа фирмы. М., 2001); Williamson О. The Institutions of Governance // American Economic Review. 1988. Vol. 88. № 2. P. 75-79.
22
организованными группами агентов - отраслевыми, региональ­ными и другими лобби, создаваемыми для реализации узкогруп­повых интересов33.
Несмотря на то что социалистическая теория предсказывала возникновение «нового советского человека», ставящего общест­венные интересы выше личных, диктатура Сталина, как и любая другая диктатура, не смогла избежать проблемы «принципала-агента». Разобравшись, каким образом Сталин справлялся со сво­ими агентами, мы сможем извлечь урок, выходящий за временные и географические рамки. Наибольший интерес представляют ме­ханизмы, при помощи которых диктатор управлял своими подчи­ненными: различия в подходах диктатора к своим естественным союзникам, «функциональным» ведомствам, таким, как плановые органы, и к тем подчиненным, непосредственные цели которых от­личались от целей самого диктатора, таким, как производители34.
В этой книге рассматривается еще один ключевой вопрос: ка­ковы были истинные цели советской диктатуры? Какова была целевая функция (objective function) самого диктатора? Чего хо­тели добиться Сталин и его сторонники в первую очередь? Мы выдвигаем и тестируем четыре альтернативные модели, объяс­няющие природу советской экономической диктатуры. В нашей первой модели, назовем ее моделью «научного планирования», великодушный диктатор готов передать право принятия решений о распределении ресурсов в руки экспертов-плановиков, довольст­вуясь тем, что сам он устанавливает лишь общие правила и разра­батывает руководящие принципы управления экономикой. Это именно та модель, реальность которой всячески доказывала офи­циальная советская научная литература: всеведущая партия (т.е. диктатор), играя ведущую роль в выборе стратегического направ­ления, все же оставляет принятие конкретных решений за плано­выми органами. Последние, следуя партийным рекомендациям и установкам, планируют выпуск продукции и необходимые затра­ты, основываясь на «научных» нормах и математически выверен­ных балансах, позволяющих достигать наилучших результатов35.
33 Две наиболее важные работы по этому вопросу: Wintrobe R. The Political Economy of Dictatorship. Cambridge: Cambridge University Press, 1998; Olson M. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1971 (русское издание - Олсон M. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп. М., 1995).
34 В одной из своих предыдущих работ автор предложил различать среди совет­ских экономических агентов функциональных и производственных агентов. См.: Gregory P. Restructuring the Soviet Economic Bureaucracy. Chaps. 2-3.
35 См., например: Экономическая энциклопедия: Промышленность и строитель-
23
Вторая модель - модель «оседлого грабителя» («stationary bandit»), была предложена Мансуром Олсоном (Mancur Olson) и разработана именно на примере сталинской диктату­ра36. Согласно ей, диктатор, «оседлый грабитель», ориентиро­ван прежде всего на долгосрочную перспективу. Сколько бы ни был такой «оседлый грабитель» беспощаден, деспотичен или жесток, для достижения своих интересов он должен стре­миться максимизировать экономический рост, способствовать быстрому развитию страны. Эффективная, быстрорастущая экономика необходима ему для максимизации долгосрочных налоговых поступлений, накопления военной мощи и возна­граждения политических союзников. Модель «оседлого граби­теля» предполагает, что, кто бы ни был на месте диктатора в 1930-е гг., Сталин или кто-либо другой, он все равно проводил бы политику «большого скачка». «Оседлый грабитель» - это, в сущности, плановик, ориентированный на долгосрочную пер­спективу. Принимая во внимание, что Советский Союз был от­сталой страной, окруженной капиталистическими враждебно настроенными государствами, лучшей стратегией для «оседло­го грабителя» и была стратегия ускоренной индустриализации, масштабных капиталовложений и автаркии.
Третья модель, модель «диктатора-эгоиста», исходит из того, что главная цель диктатора - накопление власти - достигает­ся путем раздачи подарков и покупки политической верности. «Диктатор-эгоист» стремится не к максимизации экономичес­кого роста или благосостояния, а к установлению своего пол­ного контроля над страной. Оказываясь в ситуации выбора, «диктатор-эгоист» направляет ресурсы в первую очередь на максимизацию своей политической власти, а не на достижение наилучших экономических результатов. Для того чтобы зару­читься политической поддержкой и союзниками, диктатор-эго­ист распределяет между ними экономическую ренту, которую получает с обычных граждан. Поскольку граждане не желают добровольно расставаться со своими экономическими ресурса­ми, диктатор должен применять силу37. В самом деле, Сталин
ство. М.: Государственное научное издательство, 1962. С. 327-330; Госплан СССР. Методические указания к разработке государственных планов экономического и социального развития СССР. М.: Экономика, 1980.
36 Olson М. The Devolution of Power in Post-Communist Societies // Russia's Stormy Path to Reform / Ed. by R. Skidelsky. London: The Social Market Foundation, 1995. P. 9-42. См. также: Murrell P., Olson M. The Devolution of Centrally Planned Economies //Journal of Comparative Economics. 1991. Vol. 15. № 2. P. 139-165.
37 Альтернативные модели обсуждаются Валерием Лазаревым: Lazarev V. Initial
24
очень тщательно выбирал и создавал, можно даже сказать: вы­ращивал, сторонников; любая угроза его политической власти, даже незначительная, вызывала у него страх и панику; он запу­гивал и подкупал своих сподвижников38. «Диктаторы-эгоисты», жертвующие экономическим развитием ради политической власти, отнюдь не редкость, в качестве примеров можно привес­ти инициаторов «культурной революции» в Китае, Пол Пота в Камбодже, Мугабе в Зимбабве и Кастро на Кубе.
В четвертой модели, модели «диктатора-рефери», диктатор играет роль посредника между группами влияния, обладающи­ми реальной властью. Реализации модели «диктатора-рефери» можно ожидать на том этапе существования диктатуры, когда «оседлый грабитель» или «диктатор-эгоист» больше не в состо­янии удерживать всю полноту власти в своих руках и попадает под влияние промышленной и региональной элиты39. В рыноч­ной экономике достижение доминирующего положения груп­пами влияния может происходить медленно вследствие возник­новения проблемы «безбилетника» (free riding) и сложности организации эффективного лоббирования40. Мансур Олсон и другие исследователи описывали советскую экономику периода «развитого» социализма как экономику, в которой господствова­ли группы влияния, тянувшие руководство страны в разные сто­роны, что приводило к разногласиям внутри системы41. В моло­дой административно-командной системе группы влияния могут формироваться быстрее в силу уже произошедшей концентрации
Conditions and the Transition Economy in Russia. Статья, представленная на конфе­ренции ^Evolution of Soviet Elite and its Post-Communism Transformations-, University of Houston, Houston, Texas, April 19-21, 2001; Lazarev V, Gregory P. Commissars and Cars: The Political Economy of Dictatorship //Journal of Comparative Economics. 2003. Vol. 31. № 1. P. 1-19.
38 По утверждению некоторых исследователей, Сталин требовал вынесения смертного приговора для М.Н. Рютина за распространение памфлетов, призываю­щих сместить Сталина. Это требование Сталина не было поддержано его командой (Getty J.A., Naumov О. The Road to Terror. P. 53-58).
39 О применимости модели «групп влияния» см.: Decision Making in the Stalinist Command Economy, 1932-37 / Ed. by E.A. Rees. London: MacMillan, 1997. P. 6-7.
i0 Olson M. The Logic of Collective Action.
41 M. Олсон утверждал, что затяжной спад темпов роста советской экономи­ки объясняется возросшей ролью групп влияния (Olson М. The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1982. Русское издание - Олсон M. Возвышение и упадок наро­дов. Экономический рост, стагфляция и социальный склероз. Новосибирск, 1998). Аналогичные аргументы применительно к периоду брежневского «развитого социа­лизма» были приведены Питером Беттке: Boettke P. Calculation and Coordination: Essays on Socialism and Transitional Political Economy. London: Routledge, 2001.
25
экономической власти в руках промышленных министерств и ре­гиональных властей. Однако большинство исследователей свя­зывают концентрацию власти в руках нескольких групп влияния с поздним советским периодом, и только историк Дж. Арч Гетти (J. Arch Getty) предположил, что даже Сталин был вынужден считаться при принятии ключевых решений с мнением подобных групп уже в 1930-е годы42.
По крайней мере, первые две модели приписывают диктатору стремление обеспечить стране успешное экономическое развитие. Научное планирование подразумевает достижение оптималь­ных показателей развития, однако его реализация наталкивается на проблемы, связанные с необходимостью обработки большого объема информации, проблемы, описанные Мизесом и Хайеком. Модель «оседлого грабителя» предполагает направленность дик­татора на достижение высоких темпов экономического роста и быстрое развитие. «Диктатор-эгоист» не выдвигает каких-либо особых претензий на достижение высоких экономических пока­зателей. Модель «диктатора-рефери» предполагает медленное экономическое развитие. Распределение ресурсов происходит в условиях постоянных столкновений представителей групп вли­яния, и как следствие общественные интересы (encompassing interests) остаются в стороне.
Мы хотим разобраться, какая из перечисленных моделей наи­лучшим образом описывает советскую реальность 1930-х годов. У нас нет количественных данных, которые обычно используются экономистами для тестирования гипотез; зато у нас есть сведения о том, каким образом диктатор вел себя в той или иной конкретной ситуации. Эпизодичность информации делает задачу тестирова­ния гипотез более сложной, но отнюдь не невозможной. Некото­рые действия диктатора, скажем, такие, как покупка лояльности в той или иной форме, могут не иметь письменных свидетельств. С точки зрения «диктатора-эгоиста», подкуп в политических це­лях - действие экономически рациональное. Как диктатор-«осед-лый грабитель», так и диктатор, нацеленный на максимизацию власти, склонны ставить союзников, пользующихся наибольшим доверием, во главе важнейших промышленных отраслей. Уступки индустриальным и региональным лобби вписываются как в рамки модели «диктатора-рефери», так и в рамки модели «оседлого гра­бителя» или «диктатора-эгоиста».
42 GettyJ.A. Origins of the Great Purges. Cambridge, England: Cambridge University Press, 1985. Гетти и Наумов повторяют этот вывод, но в смягченном виде, в предисло­вии к их совместной работе.
26
Личность самого Сталина порождает некоторые дополни­тельные сложности. В отличие от историков, придающих особое значение роли отдельных исторических персонажей, экономис­ты отдают предпочтение моделям, в которых личности не играют особой роли. Мы надеемся, что наши обобщающие модели объяс­няют, каким образом любой диктатор с определенной целевой функцией будет действовать при определенных обстоятельствах, независимо от времени и места. Первые три модели предполага­ют «рациональность» диктатора, который стремится к максими­зации целевой функции в условиях конкретных политических и экономических ограничений. Но можем ли мы делать рациональ­ные допущения для анализа действий диктатора, чье поведение иррационально? Было ли уничтожение Сталиным военной и по­литической верхушки и ведущих специалистов во время Боль­шого террора 1937-1938 годов, незадолго до нападения фашист­ской Германии, действием рациональным? Тот же вопрос можно поставить применительно к отправке в Гулаг возвращавшихся советских военнопленных. Сталин верил некоторым более чем удивительным и нелепым историям о вредительстве и саботаже, в его голове гнездились параноидальные страхи о том, как непар­тийные специалисты морально разлагают верных партийных то­варищей43. Однако иррациональное, на первый взгляд, поведение может быть вполне продуманной и разумной стратегией запуги­вания оппонентов или стратегией обеспечения верности. Рональд Винтроб (Ronald Wintrobe) пишет:
Возможно, Сталин и был чрезвычайно жесток, но если мы посмотрим на эффект, который произвел террор, с его точки зрения, то мы непременно пой­мем - нет, он не был иррационален. Он превратил Коммунистическую партию Советского Союза, особенно ее верхушку, из организации, которой руководили в основном старые большевики, верные в первую очередь самой партии (или друг другу), в организацию, элита которой была полностью создана руками самого Сталина44.
Что касается чисто экономических вопросов, то, как показы­вают архивы, Сталин был отлично информирован и весьма по­следователен. Он имел четкие цели, тщательно собирал необхо­димую ему информацию, прислушивался к советам и иногда под
43 Lib. L., Naumov О., Khlevnyuk О. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1995. P. 50; Getty J.A., Naumov O. The Road to Terror. P. 26-28.
44 Wintrobe R. The Political Economy of Dictatorship. P. 227.
27
их воздействием даже мог изменить свое решение45. Склонность Сталина к резким переходам от паранойи к здравым рассужде­ниям хорошо видна в его письме к одному из его самых ближай­ших сторонников В.М. Молотову, написанном летом (но не ранее 6 августа) 1930 года:
1.Я против передачи Мирзояна в Профинтерн, так как стоял все вре­мя и продолжаю стоять против того, чтобы разоряли области, особенно такую об­ласть, как Урал, который растет ускоренными темпами и нуждается в работниках.
2. ... а) основательно почистить аппарат НКФ и Госбанк от вредителей, не­смотря на вопли сомнительных коммунистов типа Брюханова - Пятакова, б) обязательно расстрелять десятка два-три вредителей из этих аппаратов, в том чис­ле десяток кассиров всякого рода, в) продолжать по всему СССР операции ОГПУ по изоляции мелк[ой] монеты (серебряной).
3. ... Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно рас­стрелять.
4. Нужно обязательно расстрелять всю группу вредителей по мясопродукту, опубликовав об этом в печати.
5. Верно ли, что вы решили теперь же выпустить мелкую никелевую монету? Если это верно, это ошибка. Нужно подождать с этим делом.
6. Верно ли, что ввезли из Англии ботинки (на несколько мил[лионов] руб[лей])? Если это верно, это ошибка.
7. Хорошо, что САСШ разрешили ввоз нашего леса. Наша выдержка дала свои результаты. С Богдановым пока подождите.
8. Договор с Италией - плюс. За ней потянется Германия. Кстати, как дело с немецкими кредитами?
9. Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут.
10. Обратите внимание на Сталинградский и Питерский тракторные заводы. Там дело плохо. <Выделено в оригинале. - Д.Г.>46
Такое письмо может принадлежать либо параноику, либо рас­четливому тоталитарному правителю, не связанному никакими моральными ограничениями. Для решения проблемы «лошади и жокея» роль личности Сталина, несомненно, является ключевой. Ясно также, что Советский Союз был бы намного лучше без Ста­лина. Однако цель экономического моделирования диктатуры за­ключается в выявлении таких черт поведения диктатора, которые
45 Примеры сталинских методов разработки экономической политики см.: Davies R.W. Making Economic Policy // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 61-80.
46 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 193-194.
28
были бы независимы от личностных черт характера. Фактически в экономических моделях предполагается, что сама система пре­допределяет личность диктатора.
Был ли Сталин неизбежен?
Знаменитый вопрос классика советологии Алека Ноува (Alec Nove) «Был ли Сталин необходим?» может быть перефразиро­ван следующим образом: «Был ли Сталин неизбежен?» Действи­тельно ли административно-командная экономика и диктатура сиамские близнецы? Неизбежно ли административно-командная экономика порождает тоталитаризм, или тоталитаризм порожда­ет этот вид экономической системы?
Одно несомненно - первая в мире административно-команд­ная экономика была создана не одним человеком. В середине 1920-х годов Сталин присоединился к «умеренному» большинст­ву в Политбюро и был отнюдь не единственной влиятельной по­литической фигурой. В 1929 году, после разгрома своих бывших «умеренных» союзников, Сталин стал первым среди равных и лишь в середине 1930-х годов превратился в «Хозяина», как про­звали его младшие члены Политбюро. Несмотря на растущую абсолютную власть, Сталин продолжал вовлекать своих непос­редственных помощников в процесс принятия решений, прислу­шивался к их советам; даже когда это стало лишь формальностью, он всё ещё продолжал настаивать на создании видимости кол­лективного принятия решений. Сам Сталин непосредственно мог утверждать лишь малую толику от тысяч и сотен тысяч ежемесяч­но, ежеквартально и ежегодно принимаемых решений. Ему меша­ла нехватка управленческого таланта среди тех, кому он доверял. Для того чтобы удержать в своей команде важных для себя людей, Сталин не брезговал ни лестью, ни настойчивыми уговорами, ни долгими переговорами. Тем не менее я считаю, что создание адми­нистративно-командной системы в большей мере заслуга именно Сталина, чем кого бы то ни было ещё, поскольку именно он имел ясную идею о том, каким образом должна быть устроена власть47. Сталин практически не участвовал в дискуссиях о пути развития страны в 1920-е годы. Он и его команда заручились поддержкой большинства партии в относительно открытой борьбе за власть в
47 О том, что лишь один Сталин имел четкое представление, каким образом должна быть устроена советская система власти, см.: Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996. Этот вывод также разделяют составители сборника документов: Lih L., Naumov О., Khlevnyuk О. Stalin's Letters to Molotov, 1925-1936. P. 17.
29
конце 1920-х годов (см. главу 3). Сторонники Сталина признали его как своего лидера благодаря его выдающимся лидерским ка­чествам и врожденному таланту политической интриги. Пустив в ход хитрость, угрозы, подтасовки, шантаж и железную решимость, Сталин собственноручно подобрал злополучный состав Полит­бюро, который принял роковое решение о принудительной кол­лективизации и форсированной индустриализации. Политические победы Сталина явились результатом лучшей подготовки, более усердной работы, готовности применять крайние и жесткие меры и досконального знания сильных и слабых сторон людей, с кото­рыми он имел дело.
Большевистская партия была создана Лениным как закон­спирированная группа революционеров, цель которой состояла в захвате политической власти в результате социалистической революции и удержании власти всеми доступными средствами. Пока большевики оставались у власти, ни о какой демократии не могло быть и речи. Выборы в Учредительное собрание 26 нояб­ря 1917 года показали, что на демократических выборах боль­шевики могут рассчитывать не более чем на четверть голосов48. Вопрос, быть или не быть демократии, вообще не стоял перед большевистским руководством, единственный вопрос, который обсуждался: насколько демократия может быть допущена внутри самой правящей партии. Будет ли власть основываться на внут­рипартийной демократии, или все вопросы будут решаться отно­сительно небольшой группой партийных лидеров, такой, как По­литбюро, или же вообще одним человеком? Именно этот вопрос был главным в конце 1920 - начале 1930-х годов.
В следующей главе будет объяснено, почему лидеры больше­вистской партии неизбежно должны были обратиться к плановой экономике. Приверженные идее тотального политического конт­роля, они не могли допустить рыночного распределения ресурсов как альтернативного источника власти в обществе. Таким образом, выбор плановой системы был неизбежен. Однако перед нами вста­ет ряд вопросов: могли ли большевистские лидеры передать право принятия решений о распределении ресурсов в руки экономистов и экспертов? Могли ли они поставить экономические интересы выше задачи сохранения и усиления своей политический власти? Были ли они в состоянии контролировать промышленные и регио­нальные группы влияния? Если командная экономическая систе­ма была неизбежна, какой тип лидера она могла породить?
48 Encyclopedia of Russia and the Soviet Union. New York: McGraw-Hill, 1961. P. 114.
30
Ф.А. Хайек утверждает, что диктатор или диктаторы, стоящие во главе административно-командной системы, должны обладать исключительными способностями в области политической инт­риги и внутрипартийной борьбы49. Распределение ресурсов в ад­министративном порядке невозможно без абсолютной политиче­ской власти. Административные приказы должны подкрепляться угрозой наказания или применения силы. Распределение ресур­сов, по определению, означает, что ресурсы отбирают у одних и отдают другим. Продвижение по карьерной лестнице возможно лишь для людей беспринципных и не стеснённых моральными обязательствами50. Хайек считал, что хотя первоначально власть сама по себе может и не быть целью, тем не менее планирование ведет к диктатуре, поскольку диктатура - наиболее эффектив­ный инструмент силового воздействия и принудительного насаж­дения идеологии и как таковая необходима для осуществления широкомасштабного централизованного планирования51. «Для достижения своих целей коллективистам нужна власть - власть одних людей над другими, причем в невиданных доселе масшта­бах, и от того, сумеют ли они ее достичь, зависит успех всех их начинаний»52. По мнению Хайека, именно люди беспринцип­ные и бессовестные имеют больше шансов на успех в тоталитар­ном обществе53. С этим выводом согласен Франк Найт (Frank Knight), утверждающий, что плановые органы будут вынуждены «руководить беспощадно, для поддержания работоспособности механизма организованного производства и распределения ре­сурсов». «Хотят они того изначально или нет, им придется это делать; и возможность того, что у власти окажутся люди, не одер­жимые жаждой власти, равна вероятности, что чрезвычайно доб­рый и мягкосердечный человек получит работу надсмотрщика над рабами»54. Хайек также утверждает, что поведение диктатора в области экономики не может сдерживаться моралью или каки­ми бы то ни было законами и правилами, поскольку диктатор не может предварительно связать себя какими-либо формальными правилами, способными предотвратить произвол. Ему постоянно
49 Hayek ЕА. The Road to Serfdom. 50th Anniversary Edition. Chicago: Chicago University Press, 1994. Chap. 10 (русское издание - Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 1992).
5(1 Boettke P. Calculation and Coordination. P. 78.
51 Hayek F.A. The Road to Serfdom. P. 78.
52 Ibid. P. 159.
53 Ibid. P. 149.
54 Knight F. Lippmann's The Good Society // Journal of Political Economy. 1936. December. P. 869, цитируется no: Boettke P. Calculation and Coordination. P. 53.
31
приходится решать вопросы, которые невозможно решить, поль­зуясь лишь формальными правилами55.
Действительно, жестокость была одной из черт характера, кото­рые особо ценились большевистским руководством. Л.М. Кагано­вич, первый заместитель Сталина по партийной работе в первой по­ловине 1930-х годов, был выбран Сталиным именно за его личную жесткость. Он принимал активное участие в репрессиях 1930-х го­дов, в том числе и в осуществлении политики коллективизации, в результате которой погибло множество людей, и лично подписал расстрельные списки на тридцать шесть тысяч человек, в основном своих собственных подчиненных, во время Большого террора56. Другой ставленник Сталина, К.Е. Ворошилов, подверг критике Ни­колая Бухарина (лидера правой оппозиции в конце 1920-х годов) в следующих словах: «Бухарин - искренний и честный человек, но я боюсь за Бухарина не меньше, чем за Томского и Рыкова. Почему я боюсь за Бухарина? Потому что он мягкосердечный человек»57. Мягкость считалась признаком слабости. Один из ближайших дру­зей Сталина, А.С. Енукидзе, был предан остракизму за сочувствие опальным членам партии и членам их семей58. Нуждающимся вдо­вам репрессированных партийных лидеров предлагали найти рабо­ту и прекратить жаловаться59. Бывшие друзья и единомышленники дискредитированных партийных лидеров добивали их с безжалост­ностью акул, кружащих вокруг истекающего кровью пловца. Была проведена даже открытая партийная дискуссия о допустимости применения пыток к политическим противникам.
Несомненно, Сталина можно считать экспертом в области поли­тики зверств и жестокости. Будучи генеральным секретарем ком­мунистической партии, Сталин знал руководство партии как свои пять пальцев, знал имена и биографии всех региональных и мест­ных партийных лидеров. Переписка Сталина похожа на переписку какого-нибудь мафиозного босса из Чикаго или Нью-Джерси, она полна рекомендаций, предложений и обсуждения сильных и слабых сторон местных партийных руководителей. Сталин читал все доку­менты, в том числе статьи, написанные как его врагами, так и дру­зьями, делая критические заметки на полях, чтобы позднее исполь­зовать их как доказательства политических ошибок. Он тщательно готовился к встречам и проводил немало времени в раздумьях над
55 Hayek F.A. The Road to Serfdom. P. 82.
56 Сталин и Каганович. Переписка. С. 28.
57 Getty J.A., Naumov О. The Road to Terror. P. 100.
58 Ibid. P. 161-171.
59 Ibid. P. 291.
32
выбором политической линии. Он был терпелив и точно выбирал подходящий момент для осуществления очередного политического манёвра. Что касается личной жестокости, у него было немного со­перников. Сталин был злобен и злопамятен, примером чему служат его гневные филиппики в адрес непартийных специалистов, кото­рых надо гнать «в шею из Москвы»60. Сталин был организатором интриг против других членов Политбюро, используя для этого «уз­кие» встречи своих сторонников в Политбюро, несмотря на нали­чие формального партийного запрета на проведение подобных со­вещаний. Напротив, его оппоненты, как правило, придерживались партийной дисциплины и публично не высказывались против ре­шений партии, которые не одобряли. Как и предсказывал Хайек, те, кто следовал правилам морали, неизменно проигрывали. Сталин не поддержал своего горячего сторонника Серго Орджоникидзе, ког­да тот, будучи наркомом тяжелой промышленности, выступил в защиту опальных руководителей предприятий. Сталин был близок с Николаем Бухариным (их семьи даже вместе проводили отпуск) и вполне мог бы, подобно героям романа Марио Пьюзо «Крест­ный отец», сказать Бухарину, что в приказе о его расстреле «не было ничего личного». Инструктируя своего верного помощника Л.М. Кагановича, как вести допрос жены одного из его политиче­ских оппонентов, Сталин писал: «Нужно привезти Глебову в Моск­ву и подвергнуть ее ряду тщательных допросов. Она может открыть много интересного»61. В силу политических причин Сталин мог отвернуться от своих самых старых друзей: «Енукидзе - чуждый нам человек. Странно, что Серго [Орджоникидзе] и Орахелашвили продолжают вести дружбу с ним»62. Мелочность Сталина не знала границ. Когда академик Павлов был представлен к ордену в честь его восьмидесятипятилетия, Сталин ответил: «...Павлов не наш... Никакого ордена ему не следует давать...»63 Во время встреч Полит­бюро Сталин развлекался тем, что рисовал садистские картинки, изображая судьбу, предназначавшуюся его противникам64.
60 Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 156.
61 Сталин и Каганович. Переписка. С. 643.
62 Там же. С. 558.
63 Там же. С. 497.
64 Franchetti М. Stalin Drew Cartoons of His Victim's' Fate // London Sunday Times. 2001. July 8. На одном из рисунков, приписываемых Сталину (около 1930-го года), изображен министр финансов Николай Брюханов, нагой, подвешенный за гениталии. Подпись под рисунком гласит: «Членам Политбюро. За все нынешние и будущие грехи подвесить Брюханова за яйца; если яйца выдержат, считать его оправданным по суду, если не выдержат, утопить его в реке».
33
К концу 1920-х годов у Сталина не осталось соперников: Ле­нин умер в январе 1924 года, а Лев Троцкий был выслан из стра­ны в 1929 году. Остальные «старые большевики» едва ли могли состязаться со Сталиным, а новых возможных претендентов он с легкостью уничтожал. Те сподвижники Сталина, которые прояв­ляли инициативу и независимость, жили недолго: друг Сталина грузин Серго Орджоникидзе, склонный к независимым сужде­ниям, был доведен до самоубийства65; бывший глава Госплана, заместитель председателя Совета министров СССР Н.А. Возне­сенский, известный независимым мышлением, был расстрелян. Выразительный хвалебный отзыв Сталина о нем раскрывает вни­мательному читателю причины такой судьбы Вознесенского:
Вот Вознесенский, чем он отличается в положительную сторону от других заведующих [...]. Другие заведующие, если у них есть между собой разногласия, стараются сначала согласовать между собой разногласия, а потом уже в согласо­ванном виде довести до моего сведения. Даже если остаются несогласными друг с другом, все равно согласовывают на бумаге и приносят согласованное. А Воз­несенский, если не согласен, не соглашается согласовывать на бумаге. Входит ко мне с возражениями, с разногласиями. Они понимают, что я не могу все знать, и хотят сделать из меня факсимиле. Я не могу все знать. Я обращаю внимание на разногласия, на возражения, разбираюсь, почему они возникли, в чем дело. А они прячут это от меня. Проголосуют и спрячут... Вот почему я предпочитаю их согла­сованиям возражения Вознесенского66.
Сталин с готовностью согласился с расстрелом Вознесенского, когда в 1949 году коллеги по Политбюро сфабриковали против него обвинение в государственной измене67.
Примечательно, что те немногие из узкого круга близких сорат­ников Сталина, кому все же удалось остаться в живых (а именно -Каганович, Молотов, Микоян, Калинин, Андреев и Ворошилов), обладали такими общими качествами, как слепое послушание, вер­ность, угодничество, полное отсутствие воображения и инициати­вы. Каганович исполнял роль заместителя Сталина по партийной работе в первой половине 1930-х годов. Его обширная переписка со Сталиным прямо-таки пестрит фразами: «Вы совершенно пра­
65 Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе: Конфликты в Политбюро в 1930-е годы. М.: Россия молодая, 1993.
66 Симонов К. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М.: АПН, 1989. С. 160-161, цитируется по: Хлевнюк О.В. Советская экономическая политика на рубеже 1940-1950-х годов и «дело Госплана». Working paper, Florence, Italy, March 2000. С. 13.
67 Там же. С. 13.
34
вы», «я целиком и полностью согласен с Вами»68. Льстивость Кага­новича не знала границ. Провозгласив себя «учеником» Сталина, он, в частности, писал: «Вы настолько широко и ясно поставили вопрос с точки зрения интересов партии, что никаких серьезных колебаний не может быть»69. Стоит отметить, что по отношению к другим членам команды Сталина Каганович не проявлял подоб­ной лояльности и редко упускал возможность указать Сталину на их недостатки. И наоборот, когда Кагановичу становилось извест­но, что кто-то из политических деятелей пользуется особой благо­склонностью Сталина, он не колеблясь превозносил его до небес: «У т. Ежова [наркома внутренних дел с 1936-го по 1938-й г.] дела идут хорошо. Взялся он крепко и энергично за выкорчевывание контрреволюционных бандитов, допросы ведет замечательно и по­литически грамотно»70. Впрочем, особое положение Ежова оказа­лось недолговечным и не спасло его от расстрела в 1940 году. Вер­ные приспешники Сталина вполне подходят под описание Хайека: «Возможность установления тоталитарного режима во всей стране во многом зависит от первого шага - от способности лидера спло­тить вокруг себя группу людей, готовых добровольно подчиняться строгой дисциплине и силой навязывать ее остальным... Он [дик­татор] тогда сможет получить поддержку всех покорных и легко­верных, всех тех, кто, не имея собственных сильных убеждений, готов принять и усвоить уже готовую систему ценностей»71.
Выводы
Ответ на вопрос Алека Ноува «Был ли Сталин необходим?» был дан уже давно. Коллективизация в долгосрочной перспекти­ве, по сути, свела к нулю шансы сельского хозяйства на успешное развитие; применение силы в сельской местности не смогло обес­печить эффективное перераспределение ресурсов из сельского хо­зяйства в промышленность. Форсированная индустриализация со­здала огромный промышленный капитал, который был либо плохо организован, либо неправильно использован, высокий уровень ка­питаловложений привел лишь к временному быстрому развитию экономики, после чего последовал длительный период падения темпов экономического роста и застоя. Сталинские чистки лиши­ли страну цвета военного и управленческого корпуса. Труд в Гула­
68 Сталин и Каганович. Переписка.
69 Там же. С. 284.
70 Там же. С. 702.
71 Hayek F.A. The Road to Serfdom. P. 151-153.
35
ге показал свою неэффективность, а лагеря Гулага способствовали формированию класса профессиональных уголовников, класса, который по сей день продолжает терзать Россию72. На вопрос «Был ли Сталин неизбежен?» можно ответить утвердительно, если речь идет о Сталине не как о личности, а как о диктаторе. После смерти Ленина Сталин имел значительное преимущество перед другими «старыми большевиками» в силу своей чрезвычайной жестокости и умения использовать политическую власть в своих целях. Если бы среди членов Политбюро оказался человек, превосходивший Ста­лина в этих «талантах», то он бы и стал «Сталиным». Проведенный О.В. Хлевнюком анализ показывает неизбежность прихода к власти личности, аналогичной Сталину в конце 1920-х годов73. Если бы у Сталина был более способный, более хитрый и более жестокий со­перник, он непременно победил бы Сталина и сам занял его место.
Для успешной политической карьеры, а в конечном счете и для личной безопасности, в условиях административно-командной системы необходимы слепая верность и отсутствие инициативы. Однако это не означает, что советская диктатура 1930-х годов со­стояла из одного диктатора. Нет, скорее она состояла из сотен и тысяч диктаторов. Так же как Сталин требовал раболепия и подо­бострастия от своих непосредственных помощников, так и они тре­бовали того же от своих подчиненных, и так далее, вплоть до чи­новников самого низкого уровня. Каганович обращался со своими подчиненными не менее жестоко, чем Сталин обращался с самим Кагановичем. Последний мог соперничать со Сталиным в жесто­кости, но, несомненно, уступал ему в хитрости и решимости.
Вопрос Берлинера о лошади и жокее оказывается весьма запу­танным, поскольку жокей и лошадь не существуют независимо друг от друга. В следующей главе мы покажем, что наш жокей (Сталин или большевистская элита) неизбежно выбирает лошадь опреде­ленного типа (административно-командную систему), и наоборот, административно-командная система порождает весьма определен­ный тип жокея - мастера жестокости и интриги. Таким образом, мы можем сразу же исключить из рассмотрения одну из четырех приведенных выше моделей, модель «научного планирования», со­гласно которой диктатор передает экспертам принятие ключевых решений. До тех пор пока диктатор удерживает в своих руках всю полноту власти, модель «диктатора-рефери» также не может рас­сматриваться как отражающая действительность. Эта модель может
72 Khlevnyuk О. The Economy of the Gulag // Behind the Facade of Stalin's Command Economy. P. 11-30.
73 Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти... Главы 1-2.
36
быть применена лишь к ситуации, когда власть начинает ускользать из рук жестокого диктатора. На протяжении 1930-х годов власть диктатора скорее возрастала, чем ослабевала, равно как и его жес­токость.
В следующей главе мы рассмотрим, к чему привели принятые в конце 1920-х годов решения о проведении коллективизации и индустриализации. Будет показано, что возможность построения рыночной экономики была исключена самой природой больше­визма. Последующие главы описывают структуру советской ад­министративно-командной системы. Мы начнем с анализа обсто­ятельств, при которых было принято роковое решение вступить на путь создания командной системы - решения, которое не мог­ло быть принято, пока Сталиным не была достигнута победа над его политическими противниками.